Эффрейг посмотрела на него.

— А разве христианскому Богу поклонялись в своих храмах римляне с их жертвоприношениями?

— Они были язычниками, — признал Роберт, — вплоть до Константина.[24]

— А жители востока? Что ты знаешь об их божествах? Как насчет Одина и Фригг?[25]

— Саксы тоже стали христианами, — парировал юноша.

— А твои ирландские предки со стороны матери, что ты знаешь об их богах? А боги Британии? Луг и Дагда? Рианнон и Бел?[26]— Она продолжала, не давая Роберту ответить. — А ведь были и другие боги, мальчик.

— Но все они — фальшивые боги старого мира. Им сейчас больше никто не поклоняется.

— В самом деле? А кого призывают женщины облегчить боли во время родов? Ты ведь наверняка слышал молитвы своей матери.

— Святую Брайд, — не раздумывая, ответил Роберт. — Христианскую святую.

— Когда-то она звалась Бригантией, богиней деторождения и весны. — Эффрейг наклонилась, взяла очередное полено и подкинула его в огонь. — Священники делают вид, что забыли об этом.

Языки пламени осветили лицо колдуньи, и юноша вдруг понял, что она не настолько стара, как кажется, и что она, пожалуй, всего на несколько лет старше его матери. Под слоем пота и грязи ему почудилось в ее лице нечто поразительное, какой-то намек на Бригитту, однако в нем преобладали камень, кость и железная твердость. Ему стало интересно, откуда она столько знает, но потом мальчик вспомнил о книгах, которые так поразили его во время первого посещения. Роберт украдкой взглянул на них, едва видимых за границей круга света, а потом задал вопрос, ответа на который пока так и не получил.

— Почему ты показала туда — на клетку на дереве, когда я спросил тебя о деде?

— Ты наверняка слышал о Святом Малахии. — Эффрейг вновь рассмеялась, когда Роберт перекрестился, только теперь в ее смехе звучало уважение. — Да, этот святой наложил на вашу семью сильное проклятие. Настолько сильное, что река вышла из берегов у Аннана и смыла тамошний замок. Настолько сильное, что оно до сих пор тенью висит над семейством Брюсов, а ведь прошло уже более ста лет, как Малахия произнес его.

Роберт молча кивнул. Он знал о проклятии с самого детства, задолго до того, как наставник принялся обучать его истории Шотландии. В прошлом веке Малахия, архиепископ Армага, проезжал через Аннандейл по пути в Рим. Остановившись в замке Аннан, который принадлежал одному из предков Роберта, архиепископ узнал, что вскоре должен быть казнен один человек, обвиненный семейством Брюсов в воровстве. Малахия умолял пощадить вора, и лорд пообещал исполнить его просьбу. Но на следующий день архиепископ увидел осужденного болтающимся на виселице. Именно гневному проклятию, которое Малахия обрушил на семейство Брюсов, приписывают последующее разрушение их крепости и все беды и несчастья. Роберт собственными глазами видел развалины замка предков в Аннане и знал жуткую историю о том, как река вышла из берегов. Теперь он вполне понимал, почему веревка внутри плетеной клетки была завязана узлом висельника.

Эффрейг заговорила вновь:

— Возвращаясь домой из Святой Земли, твой дед поставил свечи в усыпальнице святого. Но несколько лет тому пришел ко мне. Полагая, что его молитвы не были услышаны, он просил меня снять проклятие. Он хотел, чтобы его семья наконец-то освободилась от него.

Роберт подметил, как на лице пожилой женщины появилось какое-то странное выражение, любви и тоски, может быть, но мысли об этом мгновенно вылетели у него из головы. Он был оглушен поразительной новостью о том, что его дед обратился к ведьме с просьбой составить для него заклинание. И вновь любопытство пересилило:

— И когда же оно будет снято?

Эффрейг покачала головой:

— Этого я не могу сказать. Дуб должен сделать свое дело. И тогда — и только тогда — паутина упадет на землю.

Роберт тут же подумал, а нельзя ли ее просто срезать, если ее падение значит так много, но потом решил, что она скажет, будто так не считается. Но было и еще кое-что, чего он не понимал. В день, когда Александра укусила собака, его отец строго-настрого запретил брату приближаться к дому колдуньи. Тогда Роберт решил, что все дело в собаках, а не в самой женщине, поскольку граф всегда презирал любые суеверия. Но, поскольку мать намекнула, что своим изгнанием целительница обязана его отцу, мальчик вдруг заподозрил, что за отцовским приказом скрывается кое-что еще.

— Почему тебя изгнали из Тернберри?

В мгновение ока она замкнулась и отстранилась от него.

— Тебе пора идти, — сказала старая женщина, вставая и подходя к полке, на которой делала компресс для его колена.

Но Роберт слишком близко подошел к тому, чтобы получить ответы на вопросы, долго мучившие его, чтобы сдаться вот так просто.

— Скажи мне. Я хочу знать.

— Я сказала — уходи. — Одной рукой женщина схватила связку корешков, а другой — нож, и повернулась к нему спиной.

— Я могу спросить отца.

Она резко обернулась, и в руке ее сверкнуло лезвие. Роберт даже попятился при виде ярости, горевшей у нее в глазах. На секунду ему даже показалось, что сейчас она набросится на него. Но тут выражение лица женщины изменилось, и каменная твердость сменилась усталостью прожитых лет. Она медленно опустила нож, хотя рука ее дрожала.

— Однажды я сплела для твоего отца его судьбу.

Роберт уставился на нее, не веря своим ушам. Новость о его деде стала для него настоящим потрясением, но он и представить себе не мог, что и отец мог обратиться к злобной старухе с просьбой предсказать ему будущее. Сама мысль об этом показалась ему настолько нелепой, что он едва не рассмеялся. Роберт вспомнил, как издевательски-насмешливо относился отец к жарким молитвам деда в усыпальнице Святого Малахии в попытке снять древнее проклятие, как потешался над россказнями местных фермеров о том, что в лесу, дескать, живут демоны. Он даже хмурился и требовал тишины, когда Роберт заговаривал о Финне мак Кумале и других ирландских героях, о которых он узнал от приемных родителей.

— Я повесила ее на дуб для него, — бормотала Эффрейг, — но потом случилось кое-что. Один из его людей… — Нахмурившись, она опустила взгляд на нож, который по-прежнему сжимала в опущенной руке. — Я обратилась к нему в этом деле, обратилась за справедливостью. Он отказал мне. — Женщина с вызовом вскинула голову и встретила взгляд Роберта. — И тогда я разорвала его судьбу, а куски ее разбросала снаружи у стен замка.