— Прошу тебя, папа, — жалобно сказала Анжелина. — Не ругай меня! Я покрою голову этим чудесным платком, он так подходит к моим глазам.

Сапожник чуть не выругался, но сдержался: дочь много работала и редко о чем-либо просила.

— Хорошо! — проворчал он. — Узнаю подарок твоей подружки, этой старой гугенотки. Она совсем не думает о твоей репутации, задаривая подобными безделушками! Нам надо торопиться.

Они заперли собаку в конюшню и вышли на улицу. Отец и дочь кутались в накидки, поскольку дул холодный северный ветер. На обледенелых мостовых лежал тонкий слой снега.

— Держись за меня, дочь моя. Не хватало еще сломать ногу в самом начале зимы.

— Вот уж этого не надо ни тебе ни мне! — откликнулась Анжелина.

С огромными предосторожностями они дошли до аркады колокольни, стоявшей около средневековой крепостной стены. Теперь им предстояло спуститься по крутой улице Нобль.

— О! В добрый час! — воскликнула Анжелина. — Мэр приказал разбросать солому и стружку. Теперь мы не поскользнемся.

— Хм-м! Все равно надо быть осторожными.

Они благополучно добрались до площади с фонтаном, где уже собралось большинство жителей Сен-Лизье. В тусклом свете, исходившем от двух газовых рожков, было трудно рассмотреть лица. Анжелина вглядывалась в мужчин, которые по росту напоминали ей Гильема.

— И все болтают, трещат без умолку, — ворчал отец. — Можно подумать, что здесь собрались не христиане, пришедшие приветствовать рождение нашего Господа Иисуса Христа, а торговцы на ночную ярмарку.

— Папа, сегодня люди счастливы, не надо судить их строго. Посмотри: хозяин таверны зажег свечи на своей террасе. Как мило!

— Да, этому-то расходы не страшны! — вздохнул сапожник, явно пребывавший в мрачном настроении.

По площади проехала коляска, которую везла белая лошадь. К окну дверцы припало насмешливо улыбающееся напудренное лицо. Анжелина узнала мадемуазель Жерсанду и помахала ей рукой. «Моя дорогая подруга едет в храм Сен-Жирона, — подумала она. — Протестанты ведь тоже справляют Рождество!»

Строгий перезвон колоколов, волнами разлившийся в морозном воздухе, заставил всех броситься к паперти собора. Анжелина, не отпуская руки отца, следила за движением толпы. Ее сердце бешено стучало, поскольку приближался долгожданный момент: каждый год семья Лесаж садилась слева от нефа, на резные скамьи, отведенные для знатных прихожан.

«Боже мой! Если Гильем здесь, я увижу его!» — ликовала Анжелина, привставая на цыпочки.

— Да что ты дергаешься! — удивился отец. — Давай садись и не заставляй меня дважды делать тебе замечание. Твой цыганский платок и так привлекает внимание.

Обиженная Анжелина вполголоса ответила:

— Ну и что? Не все же цыгане бандиты! Отец, ты веришь слухам. Тебе стоило бы быть более милосердным.

— Помолчи! — резко оборвал дочь Огюстен.

Анжелина замолчала. Она села на стул и, надувшись, принялась рассматривать свод церкви, что любила делать с раннего детства. Купол и стены собора были полностью расписаны. Картины причудливо изменялись в свете многочисленных свечей, зажженных для рождественской мессы. Художники прошлых столетий не оставили без росписи и колонны. На розово-желтом фоне можно было видеть пышные цветы и листья, кресты и ленты.

«Господи Иисусе, Пресвятая Дева Мария, услышьте мою молитву! — молилась Анжелина, закрыв глаза и едва заметно шевеля губами. — Пусть сегодня вечером все будет, как в сказке!»

Словно отвечая на молитву, торжественно заиграл орган. Раздались первые аккорды «Аве Мария». Все были на своих местах: дети из хора, священник, умиротворенная толпа, заполнившая скамьи и стулья. Анжелина открыла глаза и бросила быстрый взгляд на семью Лезаж. Она сосчитала их: мсье, мадам, старший сын с супругой, еще один сын с невестой, маленькая розовощекая служанка… Гильема не было.

«Он не пришел! — Анжелина была разочарована до глубины души. — Но почему?! Что могло помешать ему приехать на рождественские и новогодние праздники?» В душе Анжелины бушевали такие чувства, что ей было тяжело слушать мессу и петь вместе с другими прихожанами. Отец, заметив это, грозно взглянул на дочь. Ей стоило неимоверных усилий придать лицу должное выражение, но слезы так и катились по ее щекам. Она испытывала невероятные муки, и это продолжалось до того момента, когда подошло время причастия.

«А вдруг он умер? — спрашивала себя Анжелина. — Вдруг я навсегда потеряла его? Нет, что за глупости! В таком случае в городе все об этом знали бы, а Лезажи носили бы траур…»

Анжелина поспешила со всеми к яслям, стоящим в нише южной стены церкви, у подножия статуи Пресвятой Девы. Раскрашенным гипсовым статуэткам было уже лет сто. Краски их потускнели. С детства Анжелина видела эти статуэтки перед Рождеством: бородатый Иосиф в длинном коричневом плаще, Мария в белой накидке, овечки с желтоватой шерстью, однорогий бык и осел.

«Он родился в убогом хлеву! — подумала Анжелина. — Как мой маленький Анри, плоть от плоти моей, самый чудесный дар небес!»

Охваченная безграничной печалью, Анжелина выбежала на улицу. Ей хотелось подышать свежим воздухом вдали от прихожан, громко желавших друг другу счастья или просто беседовавших в главном проходе церкви. Отец тоже был там. Он о чем-то разговаривал с соседом.

«Гильем, где ты?» — вопрошала молодая женщина, стоя на холодном ветру.

Анжелина туже завязала свой красивый платок и посмотрела на изящную коляску, стоявшую перед старинным домом с фахверковой стеной. Лошадь, могучее животное гнедой масти, казалось, спала.

— Куда подевался наш кучер? — раздался совсем рядом голос. — Если он сидит в таверне, то должен был меня услышать!

Анжелина обернулась и узнала Эжени Лезаж, мать Гильема. Это была маленькая полная женщина. Щеки ее были пунцовыми, а сама она дрожала от ярости. В атласном плаще с меховой опушкой дама казалась еще толще. Она энергично вертела головой из стороны в сторону, отчего шляпа, украшенная по буржуазной моде матерчатыми цветами, смешно подпрыгивала.

— Какой сильный ветер! — воскликнула она.

Анжелина увидела в этом перст судьбы. Она не могла больше сомневаться, задавать себе вопросы и, ни о чем не думая, решила заговорить с Эжени Лезаж.

— Здравствуйте, мадам, — поприветствовала молодая женщина даму. — И в самом деле, ветер просто ледяной. Я не собираюсь вам надоедать, но мне бы хотелось услышать какие-нибудь новости о вашем сыне Гильеме. Летом мы несколько раз встречались. Я думала, что под Рождество вновь его увижу.

Эжени Лезаж широко открыла рот, словно ей не стало хватать воздуха, и принялась растерянно озираться вокруг. Через мгновение она почти ткнула своей тростью в грудь Анжелины. Та отпрянула.

— Как ты смеешь разговаривать со мной? — тихо спросила Эжени Лезаж презрительным тоном. — Ничтожная, подлая интриганка! Ты всего лишь шлюха, потаскуха! Ты пыталась совратить моего сына, но Гильем вовремя одумался. Пошла вон! Живо! Проваливай отсюда, я сказала!