Кричать она не могла, рот ей заклеили пластырем.

Кривой пихнул меня в снег и сам сел рядом.

- Следы у лаза уничтожил? - спросил он у Слона.

- Да вроде бы.

- Закроют метро - пойдем через тоннели.

Я спросил у Кривого, сколько времени, и услышал, что четверть одиннадцатого. Странно, с того момента, как жертва съехала к нам в овраг прошло всего лишь двадцать минут.

Жертва съехала в овраг... Перед моими глазами, как наяву, предстала та сцена. Она - вся беленькая, катился по скользкой дорожке, щеки горят румянцем, глаза блестят, подхватывает шапку, норовящую упасть с головы...

Наверное, она потеряла шапку, когда боролась... Я повернулся и кинул на нее быстрый взгляд - так, чтобы с глазами ее не встретиться - нет, в шапке, правда шапка надвинута ей на самый лоб. Добрый Слон, наверное, подобрал и нахлобучил как попало.

Я почувствовал себя безмерно усталым, каким никогда не был, даже после далеких вылазок, когда, случалось, целыми сутками отдохнуть было некогда. Я устал до полного отупения, я даже не мог закрыть глаза, смотрел в одну точку, на черный ствол дерева прямо перед собой.

Слон закурил, и Кривой не мешал ему. Марик, вроде бы, начал приходить в себя, он заворочался и забормотал что-то нечленораздельное.

В моих отмороженных мозгах робко бродила одинокая призрачная мысль, которую я гнал от себя, зная точно, что она мне не понравится.

Этой женщине не дал убежать я...

Я буду гнать от себя эту мысль всегда, с переменным успехом. В зависимости от обстоятельств она будет тревожить меня сильнее или слабее, но навсегда она не уйдет никогда.

Марик приходил в себя долго и мучительно. Не знаю, почувствовала ли душа убиенного старика, которая явно витала где-то здесь над нами, хоть какое-то удовлетворение, но Марику было очень плохо.

Мы сидели долго, совсем закоченели, прыгали, грелись, растирали жертве конечности, чтобы не случилось с ней чего раньше времени. Наконец, Кривой дал команду собираться, и мы пошли, по той же самой тропинке, где шла наша жертва, в сторону метро.

Место преступления теперь уже таковым не выглядело обыкновенный притоптанный снег. Точно так же все было, когда мы сидели в засаде.

Я теперь преступник.

Почему-то, когда мы шли выслеживать жертву, я не думал об этом, как будто забыл, что в верхнем мире то, что мы делаем - преступление, и посерьезнее, чем воровство батона из хлебной палатки или телефонного аппарата из какой-нибудь конторы. Все это я вообще никогда преступлением не считал.

Интересно, если нас поймают, сколько мне дадут?..

Я - несовершеннолетний, так что - есть надежда, что суд отнесется ко мне милосердно... Тем более, что смертную казнь и вовсе отменить собираются! К счастью для меня, для Слона, для Марика, для Кривого... К несчастью для того старичка с баллончиком и для нее... Для Катюши Алексеевой...

Кривой и Слон тащили жертву. Марик плелся сзади. Помощи от него теперь ожидать было трудно, уже хорошо, что его самого тащить не пришлось.

Меня послали вперед, чтобы знак дал, если кого увижу.

Я никого не увидел. Ни в парке, ни возле метро.

Кривой сам открывал крышки колодцев, проверял, куда можно спуститься, а куда лучше не стоит. Наконец, он нашел один подходящий, в который мы и полезли.

Колодец был не на самом виду, конечно, но и не так хорошо спрятан, как хотелось бы. оставалось полагаться только на удачу, что нас не заметят.

Лезть в колодец с жертвой было настолько утомительным занятием, что все мы даже вспотели. Осознав, куда ее тащут, девушка вдруг стала отчаянно сопротивляться, насколько позволяли путы, конечно, но все-таки затолкать ее в отверстие люка и не уронить при этом было не так-то легко. Наверное, горьким опытом были научены Слон и Марик, когда брали с собой провод - не будь жертва связана хорошо, мы бы возились с ней в два раза дольше. И все равно пришлось бы обездвиживать ее каким-нибудь образом. Страх человека перед канализационным люком, оказывается, способен заставить его творить чудеса ловкости и изворотливости. Мы же, когда ступили на дно колодца, и пошли вслед за телефонными кабелями, как выяснилось, здесь проходящими, почувствовали огромное облегчение.

Мы были дома. Мы были дома, пусть еще полночи нам пришлось разыскивать путь в наше подземное царство по бесконечным хитросплетением переходов. Пусть мы натыкались иногда на тупики, из которых не было выходов, и нам приходилось выбираться на поверхность. Мы дошли. А дойдя, свалились без сил на блохастые подстилки. Все, и Кривой вместе с нами. Мы видели, как проповедники, из числа самых приближенных к особе Великого Жреца, развязали и уволокли нашу жертву она уже не то что сопротивляться, идти не могли - а потом, не знаю как кто, а я просто выключился. Как лампочка. В подземельях нет дня и нет ночи.

Я не знаю, сколько я проспал, но, когда я проснулся, Кривого не было, Слон все еще дрых, а Марик стонал и последними словами проклинал убиенного старика. После пережитых приключений, я чувствовал себя в этом мире, действительно, как дома. До того я по настоящему не был одним из тех, кто живет здесь - я был еще вместе с Михалычем в нашем тупичке, а здесь я был новеньким. И я боялся. Теперь я не боюсь. Теперь я один из них. теперь я брат этим головорезам, нас связывает совместное преступление, а это крепкие узы. Со всей подземной империей меня теперь связывают крепкие узы. Мир людей для меня закрыт навсегда, даже мир канализаций мне чужой. Я стал гражданином подземной империи. Настоящим слугой Баал-Зеббула. Я понимаю теперь, зачем Кривой взял меня с собой. Я связан с ним теперь не только этим злополучным газоанализатором, но и совместным преступлением, как с Мариком и Слоном... Только его я никогда не смогу чувствовать братом, никогда не смогу по-настоящему доверять ему. Потому, что он втянул меня во все это, потому что он всегда будет просто использовать меня так, как ему вздумается.

А раз уж я дома, то должен разузнать, что и как здесь расположено. Я должен разобраться в путанице переходов, тем более, что заблудиться здесь в принципе невозможно, особенно тому, кто, как я, умеет ориентироваться в канализации. Здесь еще и от ламп светло плюс ко всему, их не выключают вроде бы никогда. Итак, я отправляюсь на разведку. Представьте себе огромный дворец со множеством комнат. Смежных и раздельных и множество коридоров между ними. Дворец, правда, был не королевский, а бомжовый, но схема, по какой он был устроен, была примерно такой же. Я только начал разбираться в ней, как меня отловил какой-то тип, который едва не убил меня, но все же не убил, когда услышал имя Кривого. И то он соображал какое-то время, какого Кривого я имею в виду, а когда понял, то очень развеселился. " Его зовут здесь Аластор, сообщил он мне и добавил мрачно, - С некоторых пор... Так что называй его этим именем, и не шляйся здесь один!" Вот так! Здесь даже побродить нельзя! Но я, по крайней мере, выяснил имя Кривого. Аластор... Что бы это значило?