Снова темно, хотя и не ночь. У меня хватает сил фокусировать взгляд на маленьком окошке перед собой. В нём, сменяя друг друга, появляются картинки. Пронзительно-голубое море, ухоженный пляж и маленькая яхта вдали. Красивая девушка заразительно хохочет, слегка откинувшись назад. Пацан лет четырех гордо держит в руках совсем-как-настоящий самолётик. За шиворот его придерживает твёрдая мужская рука. Ракурс такой, что кажется, будто рука — моя. Следующий снимок почти полностью занимает загорелое лицо в раме из заснеженной густой бороды и не менее заснеженной и густой шапки. Человек смотрит мимо меня, на свою руку, не вошедшую в кадр. Судя по блеску в его глазах, по сведённым скулам, в руке — добыча. Настоящая, охотничья, полученная с риском для жизни. Я хочу такую. Или на море. Или вести крепкого пацана в Диснейленд, чтобы он держался одной рукой за меня, а другой — за самолёт, который мы только что вместе склеили. Кадры меняются не слишком быстро, видимо, иначе я бы не успел их осознать. Я хочу туда, мне страшно здесь. Я плачу и засыпаю.

Какой-то родной, но чужой голос. Родной для меня, но чужой здесь. «Андрей! Вы слышите меня? Андрей! Пошевелите рукой, если слышите! Николай Николаевич хочет с вами поговорить. И Гарик. И Маша». Да, Маша. Я радостно киваю. Я знаю Машу: она высокая, с крепкой грудью и сильными ногами. У неё всегда самый лучший загар, потому что она загорает на лучших пляжах во Флориде (ударение на первом слоге!). «Что вы здесь делаете, подполковник!» «Товарищ полковник…» «Немедленно прекратите! Он все слышит!» «Ничего он не слышит. Вы превратили его в идиота». «Я превратил его в отличное оружие. А теперь убирайтесь отсюда, о вашем проступке будет доложено. Начальник караула!» «Я!» «Под трибунал захотел?!» Я не слушаю этот шум. Я вспоминаю, как мы с Машей едем по прямому, словно стрела, хайвею на побережье. Одной рукой я придерживаю руль, другую кладу на упругое и сильное Машино бедро. «Потерпи, — шепчет она, — на заднем сиденье дети». Я тихо и успокоенно смеюсь.

Как было написано на личном штампе царя Соломона, «И это тоже пройдёт».

Настал день, когда меня с самого утра не кололи в шею. Я начал соображать и даже сам дошёл до сортира. И весь день меня преследовало состояние дежа вю.

Когда-то я уже испытывал нечто подобное. Долгое состояние отупения, которое наконец сменилось пугающей ясностью в голове. Некоторая торжественность момента. Небольшая комнатка, несколько приятных людей. Правда, люди были, кажется, другие. И цель была другая. Или, кажется, тогда цели не было, а теперь есть. Я точно знаю, что сегодня должно случиться что-то важное и значительное в моей судьбе. Не помню что — в голове все ещё шумит — но мне все расскажет вот этот Мудрый седой человек. Он всегда говорит правильно и все мне подсказывает.

И действительно, седой и мудрый встал и, протянув мне крепкую уверенную руку, указал на кресло в углу. Я сел, и на мгновение в комнате повисла траурная тишина, какая бывает только перед объявлением «Оскара» за лучшую режиссуру.

Выждав тщательно отмеренную паузу, главный человек встал и произнёс негромким, но внушительным голосом:

— Друзья!

Он подождал какое-то время, подумал и высказался более развёрнуто:

— Дорогие друзья!

В ушах у меня начало звенеть, и я сообразил, что какое-то время не дышал. Коротко перезагрузив лёгкие свежим воздухом, я стал ждать продолжения.

— Сегодня для некоторых из нас (значительный взгляд в мою сторону) важный… самый важный день в его жизни. Сегодня наконец решилась судьба одного из наших друзей, человека, который за это время сумел вызвать восхищение всей нашей маленькой команды. За Андрея!

Пистолетно хлопнула пробка. У всех в руках волшебным образом очутились бокалы, кто-то протянул шампанское и мне, я вскочил вместе со всеми и растерянно стал вертеть головой. Как много, оказывается, людей может набиться в маленькую комнатку! И каждый протягивает мне свой бокал. Те, кто не дотягивается, приветственно поднимают его с возгласом: «За Андрея», «За тебя!», «Браво!».

Какие славные ребята! В носу защипало, и глаза заволокло влагой. Но я не стеснялся! Что мне стесняться! Я так их всех люблю! Пусть все видят, как…

…«скупая мужская слеза скатилась по его скупому мужскому лицу».

Странная мысль! Недостойно легкомысленная! Как она могла прийти мне в голову в столь торжественный момент? Нет! Я буду думать только о том, какая радостная новость меня ждёт! Сегодня такой день!.. Я даже помотал головой, стараясь вытряхнуть из себя ту холодную и неприятную частичку мозга, которая осмелилась не радоваться. Она болела. Так болит поломанная нога после того, как оканчивается действие заморозки.

Глоток шампанского несколько поправил положение, боль стала тише Я торопливо допил бокал и практически выхватил новый у кого-то из рук. Действительно, так полегче.

— …Руководство Конторы рассмотрело наше предложение и согласилось, что наш Андрюша — (одобрительный гул слушателей) — попадает под программу защиты свидетелей! — (Громогласное «ура!», удары по плечу, светлая зависть во взглядах.) — Так что теперь, дорогой Андрей Валентинович, Андрюша, Андрюха — все это имена из прошлого. Программа выберет тебе новое имя, новое место жительства, новую, не побоюсь этого слова, судьбу! Добро пожаловать в Америку!

Мы снова выпили, меня снова хлопали по плечу, а я, растерянно улыбаясь, всё лил и лил шампанское на оттаивающий участок сознания, словно подсолнечное масло на раскалённую сковородку. «Вспомни! — вопило у меня внутри. — Это чужие люди! Где твой здравый смысл! Зачем тебе в Америку?!» Я снова помотал головой и понял, что на сей раз у меня это вышло излишне амплитудно. Я даже задел чью-то причёску. (Женщины? Откуда они тут, интересно?)

— Что-нибудь случилось?

Я поднял глаза и понял, что сфокусироваться удаётся не сразу, только в несколько приёмов. Это был… я никак не мог вспомнить его имени… словом тот, кто говорил речь. Ага, значит, речь уже закончилась. Ну да! Он ведь уже здесь и спрашивает, что меня волнует. Как же его зовут? Очень неудобно получилось!

— Я .. А как зовут? Как звать?

— Как вас будут называть в Америке? — Главный доброжелательно ухмыльнулся. — Этого даже я не буду знать. Для вашей же безопасности.

— Нет. Я хочу…

— К сожалению, свидетель не имеет права выбирать себе имя. Психика человека устроена так, что он невольно пытается снова и снова повторить себя. А это зацепка, которую оставлять не стоит. Но вы можете выбрать профессию. А что мы все на вы? Брудершафт?

Произошёл брудершафт. Очередной бокал оказался с моим любимым, полусладким. Видимо, поэтому я почувствовал себя более уверенно и спокойно. Я даже вспомнил, как зовут человека, с которым я теперь на ты. Джон. Мировой мужик!

— Итак, смотри, — продолжал мировой мужик Джон. — Хочешь пойти в армию? Вот видишь — Пентагон. Здесь ты можешь полностью раскрыть свои аналитические таланты.

Я держал в руках отлично оформленный альбом. Бравые парни в камуфляже. Умники у компьютеров. Белозубая деваха в пилотке. И всюду — известный ещё по газете «Правда» пятиугольник. Я хотел туда.