Женька повиновался, оставив Валерку наедине с Мариной. Хирург возился около получаса, Хохол весь извелся, мотаясь туда-сюда по гостиной.

– Женя, успокойся, – просила Даша, крепко прижимавшая к себе уснувшего после перенесенных ужасов Егорку. – Он же доктор, все сделает правильно. Хочешь, я тебе чайку заварю?

– Не хочу, Дашка, спасибо. Ехать мне надо, пацаны ждут в «Роще».

– Так езжай.

– Не могу, пока не узнаю, что с Мариной.

Сидевший тут же Гена пожал плечами:

– Жека, да там ничего страшного, кость цела, это главное. Как она успела голову убрать, просто не понимаю! Там же не разобрать было, откуда лупят!

– Бывает у нее такое, чувствует, когда что-то может произойти, – буркнул Хохол, останавливаясь у окна. – Что он там так долго возится?

Но тут на пороге гостиной появился Валера, уже без халата. Все трое мгновенно повернулись к нему, на лицах застыло напряженное ожидание.

– Ну? – подстегнул Хохол.

– Не запряг, – отпарировал врач. – Чего – «ну»? Нормально все, пулю вынул. На тумбочке валяется, можешь подвеску ей на память сделать. Капельницу поставил, там растворы рядом стоят, у вас телохранитель, я знаю, спец, сам поменяет.

– Сделаю, – кивнул Гена.

– Ну и все. Моя миссия закончена.

– Сколько? – буркнул Хохол и полез в карман.

– Как всегда. И, Жека, не теребите ее пока, пусть отлежится. Пару дней слабость будет, да и есть не захочет. Пусть не ест, только пить побольше.

– Хорошо, Валерий Михайлович. – Даша поднялась и стала укачивать завозившегося у нее на руках Егора. – Т-с-с! Спи, мой маленький...

– Иди в детскую! – велел Хохол. – Чего тут с нами! – И, когда Даша с ребенком ушла, снова повернулся к сидящему в кресле врачу: – Валерка, честно скажи: как там?

– Да что ты кудахчешь? Нормально все, спит она сейчас, наркоз ведь, хоть и местный. Поспит, отдохнет – и порядок.

– Ладно. Гена, я поехал, ты тут пригляди, хорошо? Парней на воротах я предупрежу, чтоб никого не впускали.

Хохол стремительно вышел из комнаты, поднялся по лестнице на второй этаж, осторожно заглянул в спальню. Марина спала, черные волосы, выбившиеся из пучка, обрамляли лицо, еще сильнее подчеркивая бледность.

Женька сел на пол возле кровати, осторожно взял Коваль за здоровую руку, закрыл глаза и вдруг почему-то отчетливо увидел один из эпизодов своей тюремной жизни.

Страшный и беспощадный бунт в колонии, где он отбывал свой второй срок, будучи уже довольно известным в криминальных кругах человеком... Начался беспредел по пустяковому поводу. Новый «кум» решил навести порядок в лагере и прекратить негласное правление «воров». Разумеется, у тех было другое мнение на этот счет. В ход пошли все подручные средства и способы, вплоть до захвата заложников – двух медичек и контролера. Их держали в одной из «хат», оттуда же диктовали условия начальству колонии. «Кум» на сделку не пошел, и тогда молодую медсестру, не задумываясь, один из приближенных «смотрящего» чиркнул по горлу заточенной ложкой. После этого пути назад уже не было, нужно было стоять насмерть. После двухдневного противостояния в лагерь вошел отряд ОМОНа. То, что творилось потом, напоминало голливудский фильм ужасов, коих Хохол немало успел посмотреть в видеосалонах, освободившись в первый раз. Бойцы не разбирались, кто прав, кто виноват, забросали дымовыми шашками «хаты» и, ворвавшись, молотили дубинками и берцами всех, попадавшихся на пути. Физически сильный и здоровый Хохол еще ухитрился оказать сопротивление, врезав кулачищем под ложечку подскочившему к нему омоновцу, однако тут же получил разряд электрошокера в шею и упал, задергавшись, на пол. Его выходка обозлила громивших «хату» бойцов настолько, что, если бы не вмешался кто– то из старших по званию, Женьке ни за что не выжить бы после побоев. Его отволокли в медчасть, причем отволокли в буквальном смысле – за ноги, как мешок картошки, бросили там на койку, не забыв приковать за обе руки к спинке. В такой неудобной позе он и провел всю ночь, пока ОМОН заканчивал «зачищать» зону. К утру все было кончено: пятеро заключенных погибли, несколько десятков получили разной степени травмы, а «смотрящего» под усиленным конвоем этапировали в областной центр, в городскую тюрьму. У Хохла оказались сломаны восемь ребер, правая скула, выбиты три зуба и рассечена бровь. Новый врач, пожилой толстый мужичок, зашивал ее по живому, не обращая внимания на рев, рвущийся из-за сжатых губ пациента.

– Что, не нравится? А девчонку заточкой по горлу – нравилось? Суки, прости, господи, – бормотал врач, ловко орудуя иглой и ватным тампоном. – Будь моя воля – не лечил бы я вас, уродов...

Это был последний раз, когда кто-то услышал от Жеки Хохла стон боли. С того самого дня он научился терпеть, как бы тяжело ни приходилось. И вот теперь, глянув на лежащую с закрытыми глазами Марину, он испытал почему-то почти физическую боль, разрывающую все внутри, боль, от которой хотелось орать во всю глотку. Молодая, красивая женщина, мать маленького ребенка, стояла одной ногой на той черте, за которой уже никогда ничего не будет... И не просто стояла – балансировала на цыпочках, то поднимаясь высоко на полупальцы, то вставая на всю ступню, и любое неосторожное слово или движение, просто колебание воздуха могло столкнуть ее ТУДА.

Отогнав от себя воспоминания и тяжелые мысли, Хохол поднялся, поправил сползшее с забинтованного плеча Марины одеяло, потом подошел к батарее, повернул регулятор, сделав повыше температуру.

– Я вылечу тебя, котенок. Слово мужика... Спи, моя девочка... – прошептал он, глядя на лежащую перед ним Коваль. – Спи, а я разберусь...

* * *

«Лексус» летел по дороге, отчаянно подрезая машины и сигналя недовольно тем, кто не хотел уступать дорогу.

– ...Твою мать, куда прешь, козел?! – орал Женька, пытаясь обрулить упирающийся «уазик», водитель которого ни в какую не желал пропускать вперед дорогую иномарку. – Да отвали ж ты с дороги, банка консервная!

Но тот не поддавался, и тогда Хохол решил проблему совсем банальным способом – вынул «макаров» и, опустив стекло со стороны пассажира, прострелил заднее колесо непокорного «уазика».

– Сука, опаздываю я, неужели непонятно?! – прокричал он в окно и надавил на газ, стремительно удаляясь от пострадавшего.

Вслед ему неслись проклятия, изрыгаемые хозяином раскорячившегося на обочине «уазика», но Хохол уже не обращал внимания, торопясь скорее добраться до «Рощи».

Там ждали. Вилли от скуки метал свой десантный нож в укрепленную на стене гаража доску, Данила и Аскер наблюдали, а в гараже, прямо на металлической лестнице, ведущей в смотровую яму, висел, прикованный наручниками к верхней ступеньке, молодой черноволосый парень. Его лицо напоминало кусок мяса, настолько было разбито, да и руки были вывернуты так, словно суставов у него вообще не имелось. Хохол выпрыгнул из джипа, вынул мятую пачку сигарет и закурил, с наслаждением затягиваясь.