class="p1">И выставил на стол пузырек с лауданумом.

— Куда это можно вылить?

Никса повертел пузырек, прочитал название.

— Ты же вроде решил действовать через папá?

— Легальные методы хороши, но не всегда работают. Если папá верит специалистам, мои шансы пренебрежимо малы. Я же не специалист.

— Давай не с этого начнем, — сказал Никса.

И опустил пузырек в ящик письменного стола.

Зато достал из-за дивана большой кусок ватмана и разложил на столешнице.

— Вот! Что с ним делать?

— Циркуль есть? — спросил Саша.

Никса достал из ящика готовальню и выложил на ватман циркуль.

Саша нарисовал два концентрических круга во весь лист и написал между ними алфавит.

— Не хватает «ять», «фиты», «и десятеричной» и «ижицы», — заметил Никса.

— А зачем они нужны? И без них все понятно! Вообще после орфографической реформы 1918-го никто их не употребляет.

— А! — усмехнулся Никса. — Это после какой русской революции?

— После второй. Но, по-моему, начали еще до первой.

И Саша в столбик написал цифры от нуля до девяти в середине круга, а справа и слева от них «да» и «нет».

— Блюдце нашел? — спросил он.

— Да.

— Покажи.

Блюдечко оказалось явно из какого-то императорского сервиза с пастушками в стиле рококо. Но легкое и тоненькое.

— То, что надо, — одобрил Саша. — Свеча найдется?

— Конечно.

— Когда?

— Сегодня в полночь, — сказал Никса. — Не побоишься ночью идти по парку?

Саша хмыкнул.

— Да хоть через кладбище! Главное, чтобы из дворца выпустили.

— Выпустят, не беспокойся.

— А Зиновьев не проснется? — спросил Саша.

— А вот это мы сейчас и обсудим.

И Никса выставил на стол лауданум.

— Хорошо от него спится? — спросил он.

Саше стало не по себе.

— Никса! — сказал он. — Ты Фауста читал? Помнишь историю про Гретхен и сонное зелье? «Я отравила мать свою», да?

— Читал. Саш, ну, ты же знаешь смертельную дозу. Никто ему ее не даст. Все совершенно безопасно. Мы с ним вместе ужинаем.

— Не ожидал от тебя, — вздохнул Саша.

— Да никто не узнает.

— Это вообще не аргумент! Если тебя сдерживает только то, что вовне, это вообще не мораль. Это страх потерять лицо. Как в Китае.

Саша встал и прихватил со стола лауданум.

— Где у тебя уборная?

— Пошли!

Уборная оказалась такой же большой комнатой, как в Фермерском дворце, с окном, раковинами, дверью в ватерклозет, столиком с зеркалом и ванной за занавеской.

— Саш, дай-ка пузырек!

Саша послушался.

И Никса открыл его и собственноручно вылил в раковину.

Обернулся. Взгляд его был совершенно лисьим.

— Кицунэ, — прокомментировал Саша. — Ты меня проверял что ли?

— Что такое «кицунэ»?

— Лиса по-японски. Точнее лиса-оборотень. Они верят, что после ста лет лиса может превращаться в человека.

— Сам-то медведь! Бери!

Саша взял пустой пузырек и вымыл его под краном.

— На всякий случай, Никса, на будущее. Если тебе понадобится отравить своего политического оппонента, я не тот человек, кому это можно поручить.

Глаза Никсы из голубых стали совершенно стальными.

Глава 12

— Отравить политического оппонента? У нас это не принято, — поморщился Никса. — Так что не беспокойся.

— Пока не принято, — уточнил Саша.

— Надеюсь мы не доживем до исполнения твоих жутких пророчеств.

— До некоторых — есть шанс. Ладно, прости, братец Лис!

— Мир, братец Медведь, — сказал Никса.

И они обнялись.

— У тебя есть чай? — спросил Саша. — И желательно покрепче.

Чай нашелся в заварочном чайнике на террасе. И Саша наполнил пузырек весьма адекватной по цвету жидкостью.

На обед подали рыбный суп, жаркое и квас.

— А ты не знаешь, кто выдает так называемые «привилегии» на изобретения? — спросил Саша.

— Государственный совет.

— Что? Госсовет выдает патенты? И после этого сумасшедший все равно я?

— Еще несколько министерств, но окончательно все равно Государственный совет.

— Ты-то хоть понимаешь степень безумия ситуации? — поинтересовался Саша.

— У тебя есть какие-то идеи?

— Я помню из будущего столько идей, что могу полностью подвесить всю работу Государственного совета, — усмехнулся Саша.

— Подвесить? — переспросил Никса.

— Остановить. Они будут рассматривать исключительно мои проекты. Но я не настолько антипатриотичен.

— Что ты придумал?

— Вспомнил, — уточнил Саша. — Лист бумаги и карандаш у тебя есть?

Они вернулись в кабинет, и Саша нарисовал схему перьевой ручки с резервуаром, чтобы не дублировать шариковую, которой загрузил Гогеля.

— Резервуар лучше сделать из твердой резины или стекла, поршень из резины, а перо из золота и стали.

Такая ручка там, в будущем, у Саши была, ибо круто. Так что, как она устроена он помнил довольно хорошо.

— Понял, как работает?

— Да, — сказал Никса.

— Может быть есть уже? — с надеждой спросил Саша. — Никогда такую не видел?

— Нет. Хотя железные перья продают. Но они гнутся и плохо держат чернила. Так что больше гусиными пишут.

— Нет, уж! Писать этой бывшей чешуйкой динозавра не для моих нервов!

— Бывшей чешуйкой динозавра? — удивился Никса.

— Ну, как? Птицы от динозавров произошли.

— Не знал.

— А «Происхождение видов» Дарвина уже вышло?

— Никогда не слышал о такой книге.

— Ладно, не суть, — вздохнул Саша. — Запомни на всякий случай: «Происхождение видов». Как на Госсовет выйти? Неужто через папá?

— Быстрее всего.

Саша возвел глаза к потолку.

— Нет, я допустим, как-то выйду на Госсовет. Но представь себе крестьянина деревни Заплатово Мухосранской губернии, который изобрел новую форму плуга. Он, что тоже к папá пойдет? Или в министерство?

— Честно говоря, не слышал о крестьянах-изобретателях.

— Потому и не слышал. Теперь я понимаю, почему наш уважаемый дедушка работал по 18 часов, как раб на галерах, и все-таки проиграл войну.

— Ну, и что ты предлагаешь?

— Здесь есть в библиотеке Свод законов Российской империи?

— Есть конечно.

— Посмотрю, что там по патентному праву. Как ты думаешь, если я так прямо и напишу папá, что все это полный идиотизм, он сильно на меня обидится?

— А ты напиши… слово у тебя было такое замечательное… политкорректно.

— Ага! «Ваше Императорское Величество! По моему скромному мнению, существующая в настоящее время система выдачи привилегий на изобретения несколько задерживает ускорение темпов роста научно-технического прогресса в нашей богоспасаемой, самой прогрессивной в Европе империи».

— Примерно, — усмехнулся Никса. — Только не «Ваше Императорское Величество», а «Любезный папá».

— Усвоил! Чувствую мне здесь будет не до спиритических сеансов.

— Но сегодня договорились, — заметил Никса.

— Сегодня, конечно. Интересно, можно доску для вызова духов запатентовать?

— Я бы не советовал, — хмыкнул Никса.

Он извлек из ящика письменного стола небольшой портсигар, куда менее роскошный, чем у папá, и, вроде, даже не золотой, а серебряный, достал оттуда сигаретку и закурил.

— Тебе пятнадцать-то есть, ребенок? — возмутился Саша.

— Восьмого сентября, — отчитался Никса.

И затянулся.

— Ага! Пить, курить и говорить я начал одновременно, — прокомментировал