Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому, когда раздался знакомый рев мотора и к входу подкатил видавший виды пикап, Джемайма уже не раздумывала. Она выбежала на крыльцо, с улыбкой до ушей.
Энрике тоже улыбался. Как же замирало сердце от его улыбки!
— Добрый вечер, мисс Джемайма Андерхилл. Рад видеть вас.
Молодая женщина тихонько ахнула, поняв, что он имеет в виду. Он как бы возвращает их к началу, к тому первому свиданию, предлагает начать все с чистого листа. Можно ли желать большего?
— Добрый вечер, Энрике Валдес, — ответила она в тон. — Полагаю, сие означает, что мы больше не незнакомцы?
— И что отныне никаких игр, — кивнул он.
— Но, — сочла нужным слегка спустить его с небес на землю Джемайма, все равно мы практически не знаем друг друга.
— Затем я и приехал. Самое время познакомиться получше. Я не слишком поздно?
— Ничуть. Я по натуре сова. — Джемайма не возражала, даже если бы он не дал ей уснуть до зари. Лишь бы он был здесь, с ней.
Очень может быть, она еще горько пожалеет, что снова общается с ним. Но иначе пожалеет куда больше. Будь что будет! О том, что случится потом, потом надо будет и думать…
— Ты любишь танцевать?
— Что-что? — Джемайма решила, что ослышалась.
— Танцевать. Я приглашаю тебя на танец.
Он шагнул к машине, открыл дверцу и что-то повернул в кабине. На залитую звездным светом лужайку перед домом полились тихие звуки музыки. Энрике протянул руки.
— Потанцуем?
Она прильнула к его груди так же молча и безоглядно, как ночь льнет к звездам. И они танцевали — под музыку, доносящуюся из радиоприемника в машине. Под музыку звезд. И под музыку сердца Джемаймы.
— Ты великолепно танцуешь, — прошептала она, прижимаясь щекой к плечу Энрике.
— Мама отправила нас с Гарсией учиться танцам лет в пять.
— Честно говоря, мне трудно представить твоего брата танцующим.
— И напрасно. Он это делает мастерски. Но я — заметь, я не хвастаюсь, все равно лучше. И не только в смысле танцев.
Джемайма улыбнулась: Энрике верен себе! Они вновь замолчали. Одна мелодия сменяла другую, а они все медленно покачивались ей в такт на мягкой траве. Вечерний ветер обдавал их прохладой. Джемайма поежилась, но Энрике крепче прижал ее к себе, и она забыла о холоде.
— Как полагаешь, — задумчиво спросила она, не делая ни малейшей попытки отстраниться, — нас никто не видит?
— А тебе есть дело до соседей? — удивился он. — Или, может, ты боишься, что Гарсия притаился где-нибудь за кустом с подзорной трубой в руках и следит за каждым твоим шагом?
— За кустом и с подзорной трубой я его тоже не представляю, — заметила Джемайма. — Если он кого и выслеживает, так это девушек, которые работают с клиентками и слишком ярко красятся. Или, упаси Боже, носят слишком короткие юбки.
— Узнаю Гарсию. Он всегда твердит, что порядок прежде всего. И если уж определил, каким должен быть этот самый порядок, то от своего не отступится.
— А ты? Ты не скучаешь по порядку? — Джемайма затаила дыхание в ожидании ответа. Не она ли так мечтает о порядке, который гарантирует стабильность и надежность? И ответ не заставил себя ждать.
— Ничуть не скучаю.
Что ж, по крайней мере, честно.
— Терпеть не могу, когда дни идут по раз и навсегда заведенному распорядку, — объяснил Энрике. — Скучища невыносимая! А я люблю неожиданности. Люблю сталкиваться с трудностями и преодолевать их. Вот это настоящая жизнь!
Ага, настоящая жизнь! А ну как в один прекрасный день эти чудесные, греющие душу трудности окажутся не по зубам. И что тогда? Полный крах? Тот-то будет счастлива жена этакого героя — при условии, что он вообще обзаведется женой. Ведь, собственно, и семейная жизнь, в каком-то смысле тоже скука.
— А Гарсия, он устроен иначе, — продолжал Энрике. — Он любит, когда все идет по накатанным рельсам. Неожиданности ему не по вкусу, а препятствия он предпочитает вычислять заранее и избавляется от них, так сказать, малой кровью. Зато уж вне бизнеса отрывается на всю катушку.
Звучало логично, но не утешало. Джемайма украдкой вздохнула. И ведь, самое печальное, что она не могла даже мечтать о том, чтобы каким-то чудом Энрике переменился, стал другим человеком, ведь полюбила-то она его именно таким, какой он есть.
Полюбила? Опомнись, Джейми! Что это с тобой? Совсем спятила? — напомнила о своем существовании тетя Бесс.
Может, и спятила, мысленно отвела ей Джемайма. Но это безумие сейчас ей было дороже всего здравого смысла, сколько его ни есть на свете. И она решилась.
— Послушай, раз уж до соседей нам дела нет, а Гарсия, по всей вероятности, тоже не лежит в кустах с подзорной трубой…
— Да? — приподнял бровь Энрике.
— Может, ты меня все-таки поцелуешь?
Ей не пришлось просить дважды. Мгновение — и губы его уже накрыли ее уста. Подняв лицо навстречу возлюбленному, Джемайма обняла его руками за шею и закрыла глаза. Сейчас во всем мире для нее существовал только он. Его руки, сжимающие ее талию. Его тело, жар которого обжигал даже через одежду. Его губы, прильнувшие к ее губам.
Когда поцелуй наконец закончился и она открыла глаза, то обнаружила, что Энрике смотрит на нее. Смотрит нежно и ласково. Глаза их встретились, и он снова поцеловал ее, на сей раз мимолетно, точно дразня. Она знала: он это нарочно, он хочет помучить ее ожиданием большего. По ее телу пробежала легкая дрожь.
— Замерзла?
Джемайма покачала головой.
— Как я могу замерзнуть в твоих объятиях?
Они продолжили танцевать. Джемайма снова заговорила первой.
— А знаешь, я видела тебя еще до той нашей первой встречи.
Энрике вопросительно поглядел на нее.
— Когда это?
— На притоке Томбиджби. Ты плыл в каноэ. А я сидела на берегу и тебя видела. Чуть не умерла на месте.
Он засмеялся и крепче прижал ее к себе, покачиваясь под старинную любовную балладу. Джемайма была готова кричать от восторга — так ей было хорошо.
— Наверное, ты решила, что это Гарсия, — пробормотал он. — Тогда ты ведь еще не знала, что нас двое.
Джемайма кивнула. Ей очень хотелось объяснить ему все, рассказать о том, что привело ко всей этой невероятной путанице.
— Да. До того дня я и не думала о твоем брате. А потом… стала мечтать о тебе…
Энрике на несколько секунд задумался, затем решительно тряхнул головой.
— Что ж, значит, не может быть и тени сомнений относительно того, кого из нас ты хочешь по-настоящему.
Джемайма остановилась, прервав их медленное кружение по лужайке, и серьезно посмотрела ему в глаза.