А дабы переваривалось изложенное легче, позволю себе, склонившись почтенно, в качестве заслуженной тобой, человек, шпаргалки, поведать притчу-загадку.

Стоя на юте, источавшем резкие запахи смолы и свежей краски, моряк вглядывался в тающий берег, где на самом краешке выступающей, словно бушприт флагманского корабля, скалы отчаянно махала рукой одинокая женская фигура. Мужчина судорожно обнимал кормовой фонарь, как совсем недавно, всего несколько часов назад, стан молодой жены и предательские слезы, вовсе не свойственные его подчас весьма грубому характеру соединяли свои соленые ядра с кипящей внизу кильватерной волной. Только когда склянки пробили двенадцать, он оторвался от образа оставленной на берегу и, спустившись на квартердек, забылся беспокойным, удушливым сном среди храпа таких же бедолаг в полном одиночестве.

Ровно девять месяцев спустя, день в день, наш герой, не дожидаясь швартовки фрегата, спрыгнул на пирс и, раскачиваясь из стороны в сторону, неуклюжей рысцой бросился в сторону дома. Любимая встретила его не одна, в углу, между кроватью и сундуком, заменявшим обитателям скромного жилища обеденный стол, а если придется, и гостевой лежак, болталась самодельная (на что сподобилась супруга) люлька, внутри которой недовольно похныкивал крохотный комочек, сморщенная, бурая помидорка с огромными черными глазами.

– Твоя дочь, – не без гордости произнесла жена моряка, с нескрываемой нежностью рассматривая свое дитя. – Третьего дня.

Морская душа просолена тяжким трудом, закалена опасностями, но переменчива, как ветры над океанскими просторами, и ранима, подобно волнам, оставляющим часть себя пенным саваном на прибрежной гальке. Эту долгожданную ночь встречи моряк не спал, как и ту, далекую уже ночь разлуки. Радость нежданного отцовства, наполненная силой и надеждой, налетела на риф сомнения, растеряв напор, энергию и целостность. Новорожденная была смугла и черноока, а он, потомок людей с севера, как и его любимая, носил светлые волосы и смотрел на мир голубыми глазами. Женщина, выбившись из сил после кормления, беззвучно лежавшая рядом, слыла первой красавицей в округе, частенько моряк перехватывал восхищенные, а то и вожделенные, взгляды мужчин, идя рука об руку с возлюбленной.

Ревность, гнев, подозрение, отчаяние, чего только не нахлебался молодой отец, ворочаясь на узкой кровати под тихое посапывание маленького существа, вдруг выросшего в его сознании до размеров гигантского яблока раздора.

Едва дождавшись утра, он под придуманным предлогом отправился в порт, где среди бочек, навечно провонявших рыбой, и мотков пеньки, просоленных до состояния окаменелости и усеянных панцирями моллюсков, обитало странное существо, женщина, возраста которой не знал никто и, возможно, даже она сама. Род занятий старухи, слегка напоминавшей краба, который решил укутаться в тряпье и напялить поверх панциря копну водорослей, был не определен. Кто называл ее колдуньей, кто – повитухой, находились и такие, что на полном серьезе считали бабку морской ведьмой, но все сходились во мнении, что обитательница портовых трущоб обладала невероятной силой исцелять тело и прочищать сознание.

Застав ее за громким облизыванием рыбьего хвоста, моряк как на духу поведал ей свои сомнения, на что женоподобный краб, выплевывая изо рта застрявшие косточки, выдал наимудрейший совет:

– Подожди год-два и убедишься, есть ли что-то от тебя, красавчик, – тут она осклабилась беззубой, отвратительной пастью, – в «твоем» ребенке.

Уже через месяц моряк снова обнимал знакомый кормовой фонарь, но теперь пальцы его белели не от горя, а от ревности и негодования. Та, что одной рукой отчаянно махала ему на прощание, другой крепко удерживала кулек его «позора», по крайней мере в тот момент он был в этом уверен.

Судьбы ищущих удачи не на тверди, дающей уверенность ногам днем и отдых спине ночью, легкая добыча когтистых лап фортуны. Шторм, случившийся неделей спустя, для начала разметал снасти, затем небрежно свернул фок-мачту и, не останавливаясь на достигнутом, словно спичку, уложил в бушующие воды грот-мачту, да так приправил это действо воем налетевшего шквала, что для стороннего наблюдателя падение произошло в полной «тишине».

Все, что могла сделать команда, это привязать себя к крюкам фальшборта и смиренно ждать, пока обреченное судно правой скулой не налетело на риф, да так удачно, что настежь распахнулось небесным хлябям нутро корабля и деревянное творение рук человеческих развалилось надвое.

Наш герой, единственный из всех в этот трагический момент поминавший Бога, а не морского черта, в заслугу был выброшен на песчаный берег ближайшего острова, где и очнулся следующим утром в полном одиночестве. Человек – существо, приспосабливающееся к любым условиям, особенно если в его душевной топке поддерживать огонь какой-нибудь сильной идеей или чувством, например, как в нашем случае, ревностью и страстным желанием узнать истину.

Остров дал приют моряку на томительные пятнадцать лет, по истечении которых фортуна решила ослабить хватку, и проходящее мимо торговое судно, став на рейде для пополнения запасов пресной воды, подобрало бедолагу.

Вернувшись в родной дом, моряк застал там прекрасную юную девушку, от которой узнал о смерти жены год назад, в период бушевавшей в этих местах чумы, и, выслушав до конца сбивчивый рассказ, он, огрубевший на острове душой окончательно, глядя на смуглые, почти коричневого оттенка скулы и черные, бездонные глаза, буднично заметил:

– Я твой отец.

После этих слов девушка без чувств рухнула на пол. Очнувшись в своей постели, нежное создание (слава Богу, ужасного человека, назвавшегося родителем, рядом не было) не мешкая припустилось в порт, к страшной тетке, обитающей в заброшенном пакгаузе, о которой ходили разные слухи, но которую, хоть раз в жизни, посещал каждый местный житель. Дрожа от страха и отвращение, девушка положила перед «колдуньей» свое единственной богатство, кольцо матери, и рассказала о незнакомце.

Старуха схватила кольцо, и оно навечно исчезло в складках зловонного тряпья:

– Сомневаешься, что обладатель голубых очей и светлых кудрей, судя по всему, красавчик, твой отец?

– Да, сомневаюсь, – кивнула напуганная посетительница.

– Много лет назад мне задавали такой же вопрос, – задумчиво произнесла старуха, а затем, прищурившись, внимательно поглядела на девушку и неожиданно захохотала, как безумная. – Вот и узнал красавчик свою породу.

Ничего не понимающая посетительница бросилась прочь от дикой всклокоченной бабки, от ее каркающего хохота, от шумного порта, от дома, в одно мгновение ставшего с поселившимся незнакомцем чужим, подальше от этих изменившихся в ее сознании мест.

Моряк ждал дочь целый день, потом еще и еще, когда прошла неделя, а девушка не вернулась, он понял, что снова остался один, ибо однажды поселил в своем сердце недоверие, сотворив собственный мир, в котором всяк не доверял другому, мир абсолютного одиночества.

Это сама притча, а вот и обещанная загадка:

– Не усомнись моряк