получил бы удивительный глобус, аккурат для самопознания, и, кстати, именно такую картину наблюдает кармический Совет.

– А что это за Совет, слышу впервые?

– Ангелы, которые пишут заповеди, – Архимед глядит прямо в глаза, – для таких, как ты.

– Ага, – ловлю я собеседника на слове, – заповеди – это ограничения, а как же свободы? Архимед не только математик и механик, он еще и архитектор, смутить такого полиглота крайне сложно:

– Ограничения – это стена, преодолеть которую невозможно, а заповеди – всего лишь черта, невидимая линия перед тобой. Человек имеет свободу перешагнуть ее, что он и делает методично и с завидным упорством.

– За всех не говори, – обиделся я, а мой друг Архимед рассмеялся, как ребенок:

– У меня есть прекрасный индикатор тайных мыслей всего человечества за многие века его пребывания здесь. Совокупная двуногая братия, перешагивающая через заповеди, становится слишком тяжкой ношей для планеты.

– А, ты про мировые катаклизмы, ну так это события редкие, – оппонирую ему я.

– Всемирные катаклизмы – забота Создателя, для полного очищения в Его распоряжении стихии, огонь и вода. Матушка Земля для начала уговоров, дабы человеки не доводили до греха, использует свою кожу.

– Стало быть, коли затрясло… – попытался я подвести итог, на что Архимед, полагая, что ждать меня не стоит, закончил сам:

– Коль затрясло под ногами, обернись к сердцу, пока не загрохотало над головой. В этом и есть связь Земли, человека и Бога, снизу вверх. Что выстраивает эту структуру воедино, можешь ответить?

Я, не задумываясь, сказал:

– Помыслы.

– В точку, – восхитился, к моему великому сожалению, сам собой Архимед, ставя последнюю закорючку в своем «песчаном» коде и отбрасывая веточку в сторону, но, спохватившись, добавил, глядя на меня:

– Ты тоже молодец, именно помыслы. Любая мертвая планета – это окаменевшая кладовая негативных мыслей ее, увы, уже бывших, обитателей. Сфера, связанная невидимыми силами с другими космическими телами, висящая во всеобщем бульоне Вселенной, меняя свой вес, становясь тяжелее под грузом негативных помыслов ее пассажиров, надавливает на океан, искривляя пространство и время, меняя многие параметры своего существования, вплоть до смещения осей вращения, уменьшения скорости оборота, «прогиб» магнитного поля. Подобная возмутительница спокойствия способна притянуть малые небесные тела, астероиды, изменив их траектории. Человек – изготовитель собственных бед, наряду с тем, что он и творец своего счастья, дело в выборе. Земля позиционируется между Богом и человеком не как сфера, обернутая воздушной тканью и наполненная всем необходимым для существования поселенцев, но как сущность (живой организм) – оценщик, переводчик и проводник из одного мира (плотного) в другой (тонкий).

Мой Архимед, право слово, прекрасный оратор, хотя, не скрою, его нравоучительный тон может раздражать, особенно когда он, забываясь, углубляется в понятия и явления, истинность которых проверить невозможно.

– Земля – оценщик? – спрашиваю я немного обиженно, пытаясь заглянуть Архимеду за плечо, чего такого выдающегося он накарябал прутиком.

– Оценщица, – язвительно отвечает мой воображаемый товарищ. – Она получает от искры Божьей (человека) некое количество негатива и, сравнивая потенциал и выхлоп, может преспокойно определить степень падения души. Скажи, что произойдет с великолепным молодым вином, если вылить его на песок, прямо вот сюда?

– Он смешается с пылью и грязью, – отвечаю я недоуменно.

– Именно так поступает Создатель, – Архимед улыбается. – Он изливает на Землю чистый свет, душу, частицу самое Себя для осквернения грубыми материями.

– Для чего? – еще более недоумеваю я.

– Кажется нелогичным, да? – Архимед громко хохотнул.

Я кивнул, понимая, что у него готово объяснение, но каково оно, как мой ученый насмешник будет выкручиваться.

– Ему, – Архимед указал пальцем в небо, – интересен процесс самосепарации.

– Что, собрать намоченный песок и выделить из него вино? – я с сомнением посмотрел на довольную физиономию моего гомункула.

– Ты мыслишь как человек, – Архимед затер готовое решение сандалией. – Вино, касаясь грязи, не должно смешиваться, соединяться с ней, но растворять ее в себе, осветлять и освещать. То есть вылитое на песок вино превращает песок в вино.

– Алхимия, – с усмешкой произношу я.

– Божественная, – совершенно серьезно отвечает Архимед.

Закрыв глаза, я представил, как на Свет Божий, из винного погреба достают бочонок и процеживая его содержимое через ткань, получают удивительной чистоты напиток, но вообразить себе обратный процесс не могу, тем более придумать ситуацию, когда некий эликсир, заполнивший собой сосуд, керамический или стеклянный, превращает свои «оковы» в самое себя. Архимед – великий математик, следует допустить, что подобная задача не представляет для него какого-либо затруднения, но не для меня.

– Пусть так, – соглашаюсь я с продвинутым собеседником. – Ну, оценила Матушка Земля мои успехи, полагаю даже, что на самый низкий балл, а дальше?

– А дальше, – начал свой ответ абсолютно не смущенный моим вопросом сиракузец, – она становится переводчиком.

– Переводчиком чего и куда?

Архимед – обладатель изумительной улыбки, ее то он и применил, обращаясь ко мне тоном родителя, объясняющего своему чаду простейшие истины:

– Языки человеков многообразны после известных событий, перевод любого существующего наречия на язык Ангелов (Божественный язык) Земля осуществляет посредством своей атмосферы. Помимо прочих функций, воздушная оболочка планеты – это мембрана-транслятор из плотных планов в тонкие миры. Там, наверху, – Архимед снова устремил палец в высь, – колебаний воздуха не существует, ибо нет и самого воздуха.

– Ты хочешь сказать, что планета знает о каждом своем обитателе все, что нужно Богу, и передает эту информацию Ему? – у меня ладони вспотели от волнения.

– И не только, – подтвердил математик, – она помогает тебе связаться с Ним, во время обращений.

Ого, я и вправду не задумывался, как Богу удается слушать нас, таких разных. Иного картавого или шепелявого соотечественника не разберешь, а тут столько языков.

– А зверей и птиц Земля может переводить? – задал я детский, но такой нужный сейчас мне вопрос.

– Даже рыб, – сказал Архимед и захохотал так, что мне почудилось, будто он и впрямь настоящий.

Я дал ему повеселиться до колик в его воображаемом животе и напомнил:

– Ты называл три функции Земли.

– Ах, да, – пробормотал немного успокоившийся гений, – проводник, или, если хочешь, проводница.

Тут его снова стало потряхивать, видимо, остаточные явления недавней бурной радости на предмет собственной шутки.

– И чего же Матушка Земля проводит? – начал я раздраженно.

– Время, – бухнул Архимед, едва сдерживая смех, – со всеми вами.

– Хотелось бы посерьезней, – насупился я, не разделяя его возбужденного настроения.

– Мне тоже, – неожиданно согласился Архимед и, глубоко выдохнув, перешел на спокойный тон. – Из тонких планов спуститься в плотные, да еще в определенном физическом теле, куда захочешь невозможно. Душа в человеческой оболочке может воплотиться только и исключительно на Земле. Каждой сфере своя оболочка обитателя, ибо все сферы уникальны. В