Саблин какое-то время пребывал в растерянности, не понимая, как это может быть. Главный врач поликлиники утверждает, что опухоль была, весь город знает о том, что дочь Рыкова добивалась госпитализации отца в институт онкологии в Москве, а никаких следов этой самой онкологии в трупе не обнаружено. Колдовство какое-то! Если бы знать точно, в каком месте была опухоль и какая именно… Но оригинал выписки из онкоцентра находился в амбулаторной карте, а карта — у дочери Рыкова. Тупик.

И он обратился в онкологическое отделение городской больницы. А вдруг старику Рыкову назначали курс полихимиотерапии? Тогда он проходил ее именно здесь. Так и оказалось. Рыков трижды госпитализировался в городскую больницу для прохождения курса, и в каждой из трех историй болезни нашлась копия выписки из московского онкоцентра с указанием характера и локализации опухоли, удаленной при операции. Там же было и патогистологическое заключение о структуре опухоли. Опухоль — аденокарцинома — находилась в нисходящей ободочной кишке и имела экзофитный рост на ножке, поэтому была удалена эндоскопически путем отсечения ножки, без резекции части кишечника. Теперь понятно, почему Филимонов ничего не увидел! Там просто нечего было видеть, кишечник не тронут.

И все-таки… Опухоли действительно не было. Но надо было поискать возможные метастазы, тем более теперь Сергей точно знал место локализации опухоли. Он размышлял недолго. Нужно провести еще одно исследование. Он приказал доставить труп Рыкова в секционную и вызвал Филимонова. Тот не мог понять, для чего его позвал начальник, но терпеливо стоял рядом со столом и наблюдал за действиями Саблина, который послойно исследовал мягкие ткани забрюшинного пространства и таза. В конце концов, в паховой области слева был обнаружен пакет спаянных между собой, увеличенных в размерах и уплотненных лимфоузлов. Это были явные метастазы опухоли, но в момент проведения операции в Москве они были еще малозаметны и ускользнули от внимания онкологов. Несмотря на проведенные курсы полихимиотерапии, злокачественная опухоль продолжала жить и развиваться, только уже в другом месте, никем не замеченная.

— Вы все поняли, Виталий Николаевич? — сухо спросил Саблин, когда санитар ушивал — уже в третий раз! — секционный разрез.

— В принципе, да, — кивнул эксперт-танатолог. — Но вообще-то никому и в голову не могло бы прийти искать там, где вы искали. Ну и интуиция у вас, Сергей Михайлович.

Саблин ничего не ответил и молча вышел из секционной.

Вечером, рассказывая Ольге об очередном исследовании трупа Рыкова, не удержался:

— Оль, ну похвали меня! Мама утверждает, что хороший начальник должен учить своих подчиненных. Вот я сегодня учил Филимонова, преподал ему наглядный урок, как нужно искать метастазы у онкологических больных. Может, мама действительно права? Я много умею, много знаю, почему бы не устраивать периодически мастер-классы, как сегодня?

Ольга бросила на него странный взгляд.

— Саблин, тебе что, в самом деле не стыдно?

— Ты о чем? — оторопел Сергей, уже благодушно расслабившийся после напряженного рабочего дня. — Почему мне должно быть стыдно?

— Потому что ты тайком узнал о месте расположения опухоли, ты никому не сказал о том, что нашел выписку из московского онкоцентра, ты позвал Филимонова в секционную и стал корчить из себя великого танатолога, мага и волшебника. Ты кроликов из шляпы там не вынимал, случайно? Если бы Филимонов знал о локализации и характере опухоли, он бы отлично сам додумался, где и как искать метастазы. А ты не сказал ему, Саблин. Ты нарыл тайком информацию и спрятал в загашник, чтобы потом все тобой восхищались и говорили о твоей невероятной интуиции. Это мерзко. К сожалению, я питаю к тебе слабость, поэтому продолжаю жить с тобой. Хотя по уму — надо бы мне с тобой расстаться.

Она ни на полтона не повысила голос, она даже улыбалась, мягко и тепло, как всегда улыбалась ему. И голос ее звучал так же мягко и так же тепло. Только слова были жестокими и обидными. Он не понимал: за что? Почему?

Ольга отвернулась и продолжила мыть посуду. Закончив, тщательно вытерла руки, смазала их кремом и села за стол напротив Саблина, который так и не проронил ни слова, оглушенный обидой и такой явной несправедливостью. И еще ему стало очень страшно: впервые за восемнадцать лет эта женщина, которую он любил больше жизни, произнесла слово «расстаться». И не просто произнесла, а четко обозначила намерение подумать об этом. Если она его оставит — он не выживет.

— Я люблю тебя, Саблин, — сказала она просто и негромко. — Кроме того, я уважаю твою профессиональную честность, твою добросовестность, твою неподкупность и бескомпромиссность. Мне нравится твоя неуступчивость и то, что ты не подвержен ни чужому влиянию, ни чужому мнению. Да, мне все это очень нравится в тебе. Да, я люблю все эти твои качества. Но Юлия Анисимовна сказала тебе правду: у тебя жуткий, просто катастрофический комплекс, только не неполноценности, а недооцененности. Ты считаешь, что твой ум никем не замечен, ты злишься из-за того, что никто не считает тебя гениальным или хотя бы просто талантливым. Ты хочешь хоть в чем-то быть лучшим в этой жизни, причем так, чтобы это все вокруг знали и признавали. Я не знаю, откуда, из каких детских событий в тебе появился и пустил мощные корни этот комплекс, но он, несомненно, есть. И если когда-то меня это в тебе умиляло и вызывало сочувствие, то теперь проявления этого комплекса просто ужасающи. С годами ты превратился в чудовище. В монстра. В человека, который стоит на грани совершения бесчестных поступков. Сегодня ты еще хитришь и лукавишь, а что будет завтра? Остановись, Саблин. Мне трудно будет уважать себя за любовь к чудовищу. Ты хотя бы меня-то пожалей.

Уж лучше бы она кричала. Или плакала. Или била посуду. Но этого тихого ровного мягкого голоса, произносящего такие страшные слова, он вынести не мог.

* * *

Прошло еще несколько дней, и дочь Рыкова объявилась снова с вопросом: когда ей разрешат забрать тело отца. Разумеется, невскрытое. Узнав о том, что вскрытие произведено, свидетельство о смерти выписано и она может его получить, Рыкова разразилась грязной бранью. Но все как-то уже привыкли: история тянулась достаточно долго, и выходки не вполне здоровой женщины уже никого не удивляли и не шокировали. За свидетельством она так и не явилась.

Однако вскоре последовало продолжение, причем такое, какого никто не ожидал. Сначала Рыкова стала ходить в прокуратуру и в суд с требованиями возбудить уголовное дело против Саблина, который незаконно дал указание вскрыть труп ее отца. Вслед за этим была написана жалоба о том, что Бюро не выдает ей тело отца, потому что на самом деле во время вскрытия у трупа были вырезаны половые органы и глаза, которые сотрудники Бюро продали за большие деньги для трансплантации.

Саблину позвонила Каширина и веселым голосом предложила «заглянуть в мэрию на пару минут, чтобы решить один смешной вопрос». Сергею даже в голову не пришло, что это может быть связано со стариком Рыковым и его обезумевшей дочерью. Весь день до самого вечера он маялся в догадках, пытаясь смоделировать ситуацию, но так ничего и не придумал. Какой такой «смешной» вопрос может быть у Кашириной к начальнику Бюро судебно-медицинской экспертизы?