Ярослав пропадал у клиентов, а Василиса опускалась в какую-то вязкую трясину и никак не могла, как Мюнхгаузен, выдернуть себя из нее за волосы. Если теряешь веру – приобрести ее обратно уже невозможно. Она не знала, чему верить. Во всяком случае, не в то, что это – любовь.

Пашка пнул входную дверь – она оказалась открытой, как он и ожидал. Когда в квартире проживает столько народу, никому нет дела до правил. Двери в комнаты были заперты, некоторые даже на пару замков. Но в общих помещениях – проходной двор.

– Боже мой! – рассмеялась Василиса, переступив порог старой коммуналки. На кухне в кастрюле кипело какое-то варево, кто-то курил в коридоре – какая гадость.

– Что, накатило дежа-вю? – кивнул Павел.

– Просто как будто вчера еще сидела тут и лопала кашку. – Василиса зашла в кухню и плюхнулась на старый стул около одного из пяти столов. Они не пошли в «Шоколадницу», потому что ей было любопытно прикоснуться краешком сознания к жизни, которую сознательно от себя оттолкнула. Ну, и потому, что Пашка исключительно болезненно относился к местам, где нужно платить. Всегда был готов расплачиваться временем, вниманием, помощью по дому или добрым советом. Только бы не деньгами.

– Вот твой кофе. – Он протянул большую чашку, аромат от которой перекрывал запах жуткого месива на плите.

– Сгорит же, – усмехнулась Василиса.

– Слушай, настолько уже привык, что даже не замечаю. И потом, я тут только сплю. – Они прошли в комнату. При взгляде на старую кровать к Василисиным щекам прилила кровь и она вдруг остро осознала, что Ярослав бы не одобрил пребывания тут. Это тоже было своего рода предательство, но девушка была настолько зла, растеряна, что вместо того, чтобы встать и уйти, приблизилась к бывшему столу, села на когда-то общее рабочее кресло. Пашка сел рядом, на краешек кровати.

– Знаешь, я долго думал. Хотел тебя найти, но это оказалось совсем непросто. Ты словно исчезла, растворилась. Никто ничего не знал толком. А потом ты появилась на экране – счастливая. Он тебя не обижает?

– Нет, – покачала головой Василиса.

– Ты его любишь? – тихо спросил Павел. – С этим невозможно справиться, да?

– Точно, – тихо прошептала она. – Невозможно.

– Счастлива? – спросил он после долгого молчания. Василиса встала и подошла к окну. Одна вещь, которая ей безумно нравилась в центре Москвы, – вечера. Буря стихала, и цунами из человеческих лиц, летящих на тебя волной, вдруг откатывалось куда-то дальше, в разные стороны, по разлетающимся лучам линий метро. Город застывал, пустой и тихий. Можно было гулять и слушать, как тихо скользят по заледеневшим тротуарам подошвы твоих собственных ботинок. Ничто не мешало подумать или помечтать.

– Я не могу без него жить.

– Гхм, так серьезно?

– Ага, – кивнула девушка и грустно улыбнулась. Пашка помолчал, затем поднял вверх указательный палец.

– Раз все так серьезно, знаю, чем тебе помочь. У меня тут завалялась бутылка чудесного вина. Подарили в редакции.

– И ты молчал? – вытаращилась Василиса.

– Утопим горе?

– Утопим, – ухмыльнулась Василиса. Пашка достал бутылку откуда-то из глубин кухонного шкафа, разлил ее в две кружки с одинаковыми надписями «I love my boss» – тоже принесенными в свое время из редакции. Василиса схватила свою кружку, отпила терпкое, пряное вино – подарок не подкачал. Не пожлобились в редакции. А обычно дарят дешевое пойло.

– Нравится?

– Вкусное вино. Значит, пытаешься меня споить?

Он хитро улыбнулся, и они чокнулись кружками. Время летело незаметно, как когда-то в общаге института – за разговорами о жизни. Тогда казалось, что все бесконечно, а за поворотом – безоблачное счастье на веки вечные.

– Любовь не должна быть такой, да? – бормотал Павел, выцарапывая на кухонном столе ножиком какой-то неведомый знак.

– Это другое. Иногда мне кажется, что попала в ловушку. Что все это – обман, мираж, на которые он – мастер. А иногда вдруг понимаю, что это – единственное «настоящее», что случилось со мной.

– Не понимаю. Не хочу понимать. Если тебе это не подходит – ты можешь уйти.

– Это не в моей власти.

– В твоей! – покачал головой друг. – В том-то и дело, что все в твоих руках. Эта лихорадка проходит. И потом оказывается, что все это было наваждением. И можно жить дальше.

– Ты никогда не был так привязан ко мне.

– Откуда ты знаешь, как я был привязан к тебе? Ты не можешь знать, что я пережил? – Он вдруг изменился, его лицо перекосилось от боли. – Ведь это был я – тот, кого бросили.

– Разве важно – кто кого отставил?

– Важно.

– Ну что ж. Не волнуйся так сильно. – Василиса направилась к двери. – Возможно, скоро справедливость будет восстановлена. И я останусь в дурах!

– Подожди. – Пашка перегородил ей выход. – Я не прав. Прости, пожалуйста, прости. Ты сказала тогда, что хочешь остаться друзьями. Знаю, что это непросто. Но тоже этого хочу. Смотри! – И он раскрыл шкаф рядом с дверью.

– Ты… ты сохранил все это? – Василиса вытаращилась в изумлении на коробки, на свои старые вещи, на институтские материалы, которые она когда-то захотела сохранить, на грамоты, на старые варежки, которые она привезла из Ярославля, – их связала мама.

– Да. Мне было так стыдно. Не знаю, что на меня нашло. Хотелось, чтобы тебе тоже было больно.

– Мне было больно, не волнуйся, – горько улыбнулась девушка.

– Но теперь ты счастлива. И я тоже. У меня есть девушка.

– Девушка? Правда? – Василиса огляделась в поисках следов этого «внеземного разума».

– Она здесь еще никогда не была. – Он смущенно отвел взгляд. – Ты же понимаешь, это не самое идеальное место, куда можно привести на свидание девушку.

– Это да, – усмехнулась Вася. – Что ж… Значит, друзья.

* * *

Когда бутылка кончилась, за окном окончательно стемнело. Василиса не волновалась – от Пашки до Ярослава было всего минут двадцать пешком. Хорошо было сидеть тут, рядом с бывшим любовником, вспоминать общее прошлое, несбывшееся будущее, перибирать вещи. Еще успеется домой. И потом…

Интересно, знает ли Ярослав, где она? Она не отключала телефон, не дезактивировала свой сигнал в «шелкопряде» – из чистой вредности. Знала, что если Страхов узнает, где она была, будет в ярости – но хотела этой ярости. Чего-нибудь настоящего, где этот чертов самоконтроль отключится хотя бы на несколько секунд, и она увидит настоящего Ярослава.

– В нем есть что-то, чего раньше никогда не замечала. Живешь с человеком и думаешь, что знаешь его, а потом вдруг… видишь в нем какие-то новые стороны, о существовании которых даже не предполагала.

– Плохие стороны?

– Я… я не могу сказать точно. Что-то, что делает его совсем другим. Не тем, кого полюбила.