А вот если животное вытаскивали целиком, то скоренько-скоренько, практически на предельной скорости, разумеется, вытравив канат, на котором «звезда» болталась под гравилетом, тащили на полосу, которую теперь даже официально стали называть Перекопом.

Тут уже сидела, как правило, затянутая в комбинезоны команда из трех-пяти человек. Когда им подтаскивали очередное животное, они уже примерно знали место, где разместить его было разумнее всего – чаще всего на верхушках холмов, – откуда отрава быстрее растекалась по округе. Летуны, зависнув, позволяли наземной службе стащить зверя с гарпуна, что иногда оказывалось непросто.

Но, как правило, это делалось довольно быстро, главным образом потому, что ребята на земле не церемонились. Теперь они могли делать со «звездой» что угодно, и даже требовалось нанести ей как можно больше повреждений, чтобы она поскорее начала разлагаться.

Потом «звезду» прибивали к земле колышками, увязывали всю конструкцию бечевкой из местной конопли, чтобы зверюга не сползла с них, а заодно, чтобы сами колышки крепче сидели в земле. И то даже через месяц после этих предосторожностей были случаи, когда «звезда» срывалась с «распятия» и приходилось всю работу делать заново.

Зато когда она покрывалась бурыми волдырями, свидетельствующими, что животное находится при смерти, можно было надеяться, что округа в радиусе километров двух будет основательно отравлена. Хотя, насколько основательно, не знал никто. Это знание должно было возникнуть только в результате опыта, то есть в бою, не раньше.

В какой-то момент стало казаться, что с этим отравленным валом работы не очень много. Но из-за того, что следовало соблюдать предельную осторожность, из-за того, что то один, то другой из ребят, занимающихся его постройкой, заболевал, а это давило на психику, все получалось медленнее, чем Рост ожидал.

И все-таки к началу июня они перекрыли почти весь Перекоп, оставив только небольшую, всего-то километров семь шириной, неотравленную зону, на гребне вытянутого холма почти в середине возведенного вала. Проход этот требовался, чтобы перегнать на ту сторону вала насекомых, с которыми тоже все получалось не так, как хотелось бы, хотя все-таки понемногу получалось.

С самого начала, как выяснилось, аймихо не очень-то уверенно определяли «королев» будущих роев. Особенно старых, которые пролежали под землей, скрываясь от морозов и борыма, несколько лет, а может быть, и десятилетий. Такие самки, обессиленные и вялые, тем не менее могли производить невероятное количество насекомых. Должно быть, те самцы, с которыми эти самки пытались переждать зиму или несколько зим, перед самой смертью делали свое дело, для того чтобы самки, в случае успеха, все-таки произвели потомство, если поблизости окажется металл. К тому же такие старые самки страшно раздувались, когда выползали на поверхность и пытались заложить рой.

Молодые «королевы» плодили не очень большое количество насекомых, но это были сильные и, как высказался Пестель, «смышленые» особи. Что-то в них действительно наводило на мысль о сильном инстинкте или о более продуктивном сознании, как Рост заметил еще в первое лето своего пребывания в Полдневье. Или о памяти, или об умении адаптировать какие-то дальние, блуждающие мысли, сгенерированные невесть где находящимися цивилизациями. О том, что возможно перехватывать некое знание, растворенное в ноосфере Полдневья, никто уже, в общем, не сомневался.

Эти «молодые» рои, несмотря на меньшую численность, довольно быстро пожирали «стариков», лишь иногда щадили самок, которые, получив питание от других насекомых, становились еще больше, еще плодовитее, хотя очень быстро умирали. Иногда буквально за пару недель. Как заметил Пестель, в таком случае потомство этих застарелых «кланов» оставалось подчиненным и в первую очередь становилось жертвами каннибализма.

Вообще, обычай пожирать сородичей, по-видимому, вводили в употребление сами самки. По крайней мере, как свидетельствовал Пестель, который в последнее время стал настоящим знатоком гигантских богомолов и кузнечиков, до того, как самка не сжирала первую жертву, никто из членов роя не рассматривал соплеменников как «бифштекс». Зато потом устанавливалась короткая вакханалия убийств. А в результате рой делался меньше, но сильнее, и самка начинала производить куда более агрессивных и сильных солдат. И почему-то получалось, что после «открытия» сезона каннибализма в течение дней десяти самка откладывала яйца только с солдатами. Зато и солдаты эти добывали охотой невероятное количество пищи, разумеется, если местность не была уже опустошена соседним роем.

В конце апреля и начале мая старцы аймихо под руководством Пестеля «разбудили» на зеленой равнине к юго-востоку от полуострова пернатых около пятидесяти роев. Около двадцати из них оказались старыми и были быстро поглощены соперниками. Но, как сообщил Пестель в середине мая, общая численность насекомых перевалила, по оценке старцев, за тридцать тысяч особей.

Ростик знал, что время еще есть, но все-таки забеспокоился. Слишком уж несопоставимым было число богомолов и кузнечиков с надвигающейся на них армией пауков. Это заставило его задуматься над тем, что делать, чтобы насекомых стало больше. Ответ, который ему дали старцы аймихо, был прост – кормить. И они стали кормить. Вернее, попробовали.

Для начала Квадратный пригнал, подпалив степь перед наползающим на них валом пауков, невероятное количество трехгорбых жирафов, гиеномедведей, шакалов, антилоп и даже, как Ростику показалось, немного вконец одичавших волосатиков. Почти все они были тут же съедены, а некоторое количество роев даже объединилось, должно быть, с прицелом одолеть своих насекомых соседей после того, как кончится эта еда. Идея оказалась здравой – соединенные рои, как правило, оказывались куда сильнее, чем те насекомые, которые оставались по каким-то причинам в изоляции. Наблюдая это, помимо прочего, можно было сделать некие, не вполне относящиеся к делу обобщения, но Рост усилием воли не стал обращать внимание ни на что постороннее.

Его вообще не очень интересовало, что будет после этой войны. Хотя при желании он мог бы, вероятно, провидеть это будущее. Вот только вполне могло оказаться, что будет оно без них, без людей, исчезнувших под валом паучьего нашествия. А раз так, то любые попытки подсмотреть будущее лишь расконцентрировали бы его силы. И это было куда опаснее, чем, например, играть в русскую рулетку, используя старый наган, оставшийся у Роста еще с первых войн.

Когда к началу июня еда у насекомых закончилась и Пестель в очередной раз известил Ростика, что производительность самок снижается да и число роев уменьшилось едва ли не до двадцати штук, хотя общая численность насекомых перевалила за сто тысяч особей, пришла пора искать другие источники протоплазмы. Для начала Рост предложил использовать летающих китов, которые, конечно, были бы почти неисчерпаемым источником мяса, но заставить их уйти от леса дваров, подманивая только запахом латекса гигантских деревьев, не удавалось. Летающие черви отлетали от обычного места своего обитания километров на двести, не больше, а требовалось – почти на четыреста. Тогда Рост предложил Пестелю на пару в срочном порядке изучить поведение борыма, чтобы использовать эту естественную для китов приманку.