Даже после этого Ногаре требовал от Климента V, первого авиньонского папы, признания Бонифация еретиком. Планировался даже так называемый «трупный процесс», т. е. ритуальный суд над его останками, извлеченными из могилы, с последующим их сожжением. До этого, правда, не дошло.

Такое упорство и жестокость порождают вопрос: не стояла ли за этими обвинениями реальная ересь?

Все это очень похоже на «дежавю»: кажется, что борьба с катарами не только не прекратилась с падением Мон-сегюра в 1244 году, но даже получила какой-то новый импульс. Как будто сработала машина времени, «отмотав» назад: папы, забыв о том, что они совсем недавно были вдохновителями походов против еретиков, вдруг сами стали еретиками.

Даже само мирское имя первого авиньонского папы — Раймон Бертран де Го — навевает соответствующие ассоциации. Вспомним, что практически все имена окситанских аристократов-катаров включали прозвище «Раймон» (Раймонд, Раймунд), совершенно нехарактерное для северных французов. Именно прозвище, потому что из факта его широкой распространенности среди византийцев в форме «Роман» следует, что ничем иным, кроме обозначения «римский» или «римлянин», оно не является. (Это, кстати говоря, лишнее свидетельство как минимум духовного родства византийцев и катар, принадлежности тех и других к единому «романскому» миру.)

Всему этому нет внятного объяснения. И еще один вопрос требует ответа: почему всевластие папства в Европе того времени вдруг обернулось его полной зависимостью от произвола французских монархов?

Да не были папы того периода христианами. И плен их — вовсе не пребывание в гостях у французского короля, а самое настоящее, хотя и почетное, пленение. Даже цель его понятна: перетянуть папство на сторону христианства, дабы создать новый, французский центр влияния взамен старого, имперского. Если совместить этот вывод с данными об окситанском происхождении авиньонских пап, то совсем недалеко становится до предположения о том, что в плен попали «катарские» папы. А ведь и такие были, как показывают источники[62].

Историки всеми силами пытаются выхолостить содержание понятия «плена» в данной смысловой конструкции («авиньонское пленение»), заменить его словосочетанием «вынужденное пребывание». С этой целью выдвигается и иное, помимо связанного с особой короля, объяснение случившегося. Будто бы небезопасно стало в Риме. По описаниям хронистов, «Вечный город» превратился в арену кровавых разборок между аристократическими группировками, наиболее заметными из которых были кланы Орсини и Колонна. Еще и Генрих VII, германский король из династии Аюксембургов, подливал масла в огонь своими попытками подчинить Рим своему влиянию. «Вечный город» обезлюдел и стал превращаться в огромный пустырь, непригодный для проживания. Дабы сделать отправление культа комфортным и безопасным, Климент V перенес папскую резиденцию в провансальский городок Авиньон, формально подчиняющийся анжуйской династии Неаполя и являющийся, таким образом, ленным папским владением. Брошенный на произвол судьбы, Рим, по слухам, вообще захирел и зарос бурьяном.

В подтверждение сей версии приводятся и факты. Вот, например, как живописует деградацию «столицы мира» того времени Ф. Грегоровиус: «Но если бы взор папы (Климента V. — Г.К.) получил дар пророчества, то он смутился бы, увидев страшные явления, вызванные его действиями: 37 лет спустя он увидел бы папу, своего преемника, оскорбляемого в своем, взятом приступом, дворце министром французского короля; святой престол, перенесенный в провинциальный город Прованса (Авиньон. — ГК.), и в течение семидесяти лет занятый французами, креатурами и слугами их короля, в то время как покинутый Рим превращается в развалины!».

Однако подобные «свидетельства» на фоне реальных событий того времени выглядят явным недоразумением. Папский Рим после успешного завершения освященных и инициированных им Крестовых походов, в том числе альбигойского, напротив, должен был находиться на пике своего могущества, что и подтверждается данными источников. Согласно большинству из них папство в это время пожинает плоды своих военно-политических успехов. По сути вся Европа платит дань Святому Престолу. О «руинах» даже речи быть не может.

Вот только один из примеров — эпизод с коронацией Генриха VII в Риме. Король таки овладел его частью в 1312 году. Непонятно только, зачем. Ведь если придерживаться версии о «запустении», несчастный город к тому времени должен был превратиться в развалины. Тем не менее короля это совсем не смутило. Он даже короновался среди этих самых «развалин». Как без тени смущения сообщают историки, Генрих был коронован императорской короной в Аатеранском дворце. Сообщается даже имя короновавшего его кардинала. Его звали Николо де Прато.

Только представьте себе: в покинутом руководством, «развалившемся» и «разграбленном» Аатеранском дворце обитает особа, не только поддерживающая функционирование Святого Престола, но и обладающая для этого соответствующими атрибутами, т. е. императорской короной, а если говорить о легитимности данной процедуры — то и соответствующими полномочиями, о наличии которых говорит уже само стремление монархов к коронации именно в Риме. (Драгоценная императорская корона — это в условиях-то засилья разбойников и проходимцев!)

Но для чего тогда нужен был авиньонский папа, если и без него прекрасно обходились? Или Николо Прато и был настоящим папой?

Выходит, не таким уж никудышным и бесхозным был этот Рим. Это подтверждается и историей взаимоотношений кланов Орсини и Колонна. Никакого семидесятилетнего периода «запустения» Рима вы в ней не обнаружите при всем желании. Кланы эти с той или иной интенсивностью продолжали выяснять отношения вплоть до 1511 года, когда Фабрицио I Колонна и Джулио Орсини в присутствии папы простили друг друга за все прошлые унижения и обиды, обнявшись перед алтарем. Не среди руин же происходили межклановые разборки? Наличие в Риме аристократии в авиньонский период уже само по себе говорит об отсутствии там какого-либо дискомфорта. Вряд ли изнеженным аристократам пришлось бы по душе прозябание среди развалин.

А еще можно отметить, что папам, появившимся в Риме в 1378 году, т. е. в самый разгар борьбы кланов, эта самая борьба почему-то вовсе не мешала. Они ее даже не замечали. А Мартин V (1368–1431), первый, именно римо-итальянский (точнее даже — ватиканский) папа, на котором закончился период «антипап», вообще был из рода Колонна, т. е. непосредственным участником той борьбы, почему-то не испугавшимся связанных с ней опасностей и отсутствием удобств.

Возможно, в побеге папы из Рима и была бы какая-то логика, если бы, например, он был ставленником одного из кланов, как Бонифаций VIII. Ведь приютил же у себя Филипп IV двух кардиналов из рода Колонна, отлученных Бонифацием от церкви. Почему бы ему не приютить еще одного опального священнослужителя — на этот раз папу? Но дело в том, что Климент V вообще был не из Рима. Он гасконец. Как сейчас бы сказали — француз. Стало быть, фигура нейтральная. Чем он мог помешать местной аристократии?