Тем временем у Цезаря возникли трудности с продовольствием. Он ежедневно требовал у эдуев поставок хлеба, ими обещанных. Однако дело не двигалось. Эдуи сначала ссылались на то, что из-за холодной погоды хлеб еще не созрел на полях, а затем стали изо дня в день обещать, что хлеб вот-вот подвезут. Наконец Цезарь понял, что его водят за нос, и созвал совещание, пригласив эдуйских вождей, включая своего друга Дивитиака и его брата Думнорига. Среди приглашенных был также Лиск, в то время избранный на год верховный правитель племени. Он сообщил Цезарю, что делает все возможное для того, чтобы поставить римлянам хлеб, но среди эдуев имеются люди, которые этому энергично препятствуют, утверждая, что если эдуи помогут Цезарю осилить гельветов, то римляне после этого завоюют всю Галлию.

Цезарь заподозрил в срыве поставок хлеба Думнорига. Закрыв совещание, Цезарь отпустил всех, кроме Дивитиака, и стал расспрашивать его о Думнориге. Дивитиак мялся — он не хотел предавать своего брата, — но из его слов все же можно было понять, что Думнориг враждебно настроен к римлянам и хочет стать единоличным властелином эдуев. Дивитиак добавил, что Думнориг весьма популярен в народе, который видит в нем своего защитника от произвола верхов. Цезарь вызвал к себе Думнорига и огорошил его, сказав, что знает все о его тайных намерениях. Любой другой полководец предал бы смерти Думнорига, но Цезарь из уважения к его брату ограничился тем, что приставил к заговорщику стражу, чтобы знать, что он делает и с кем разговаривает.

В связи с нехваткой продуктов питания положение римской армии с каждым днем ухудшалось, и потому Цезарь решил как можно скорее дать гельветам сражение, в котором он смог бы одолеть неприятеля не числом, а умением. И такая возможность вскоре представилась. Цезарю доложили, что гельветы остановились у подножия горы в восьми милях от его лагеря. Если бы часть армии Цезаря смогла бы занять эту гору, а остальная часть его армии — зайти в тыл противнику, то можно было бы разбить неприятеля в одном крупном сражении. План был хорош, но он требовал быстроты и секретности. Придерживаясь этого плана, Цезарь ночью передал Лабиену два легиона и приказал занять гору, подойдя к этой возвышенности с противоположной от лагеря противника стороны. Соблюдая полную тишину, восемь тысяч солдат поднялись на гору и увидали внизу костры неприятеля.

Тем временем к Лабиену, по распоряжению Цезаря, отправился ветеран Публий Консидий, чтобы узнать, готовы ли к бою занявшие гору римляне. Вскоре Консидий вернулся и, к великой досаде Цезаря, доложил, что на горе не римляне, а гельветы. Тогда Цезарь отвел свои главные силы на небольшую возвышенность, ожидая нападения неприятеля. Неожиданно от Лабиена прискакал нарочный, чтобы узнать, почему Цезарь не атакует противника, ибо Лабиен, согласно полученному приказу, ничего не предпринимал до наступления главных сил. Оказалось, что Консидий ошибся: принял римские легионы за войско противника. Однако время было потеряно — гельветы свернули лагерь и ушли далеко на север. К чести Цезаря, в «Галльской войне» он не умалчивает о допущенных им ошибках. Впрочем, промахи допускают даже лучшие полководцы.

Цезарь оказался в чрезвычайно тяжелой ситуации: припасов в войсках оставалось лишь на двое суток, вдобавок воины увидели, что их командир упустил прекрасную возможность одержать победу. Гордостью можно было пренебречь, однако провиант следовало отыскать как можно скорее. Единственно возможным выглядел набег на расположенный в двадцати милях севернее город Бибракте, столицу эдуев. Это огромная крепость господствовала над окрестными землями, а зерна в ней было запасено достаточно, чтобы прокормить римлян в течение многих недель. И потому Цезарь прекратил преследование гельветов и повел своих людей к Бибракте. Гельветы узнали об изменении плана Цезаря почти незамедлительно, от галльских дезертиров, которые решили, что дело римлян проиграно. Гельветам уже было известно о поражении Цезаря в предыдущую ночь, и потому они вообразили, что противник их устрашился и его можно разбить. Придя к этой мысли, гельветы повернули назад и начали нападать на арьергард римского войска, направлявшегося к Бибракте. Тогда Цезарь направил конницу, чтобы сдержать нападение неприятеля, а сам в это время занял ближайший холм, разместив четыре легиона на его склонах, а два вместе со вспомогательными отрядами и обозом — на вершине возвышенности. Гельветы, рассеяв римскую конницу, перешли в наступление. Они знали, что римляне измучены длительным переходом, страдают от голода, а также и то, что в их войске немало молодых, неопытных солдат, бывших земледельцев из Северной Италии и Провинции. Сами же гельветы, одержавшие ряд побед над германцами, считали себя грозной, могучей силой. Они презирали римлян и жаждали им отомстить за недавнее поражение.

Цезаря ожидало первое значительное сражение в его жизни. Большого боевого опыта в то время он еще не имел. В Дальней Испании он, правда, воевал с лузитанцами, а совсем недавно у Соны разбил часть войска гельветов. Но то были незначительные сражения, не требовавшие особого полководческого искусства. Теперь же ему предстояло сразиться с огромной неприятельской армией и на него давил груз ответственности за жизни тысяч своих солдат. Перед боем Цезарь, прежде всего, приказал увести своего коня, дав понять, что он разделит участь солдат вне зависимости от исхода сражения. У Цезаря была редкая лошадь — с копытами, расчлененными, как пальцы. Когда она родилась, гадатели предсказали ее хозяину власть над всем миром. Цезарь ее бережно выходил и объездил — других седоков лошадь не подпускала. Впоследствии Цезарь поставил ей статую перед храмом Венеры. Отослав своего коня, Цезарь произнес перед солдатами речь, воодушевив их на бой.

Гельветам не слишком хотелось сражаться с противником, обосновавшимся на холме, но они настолько превосходили римлян числом, что не сомневались в своей победе. Однако, к их удивлению, они увидали, что римляне движутся им навстречу, спускаясь с возвышенности. Когда до гельветов оставалось несколько ярдов, римляне с высоты метнули в них копья. Несколько гельветов упали, но большинство копий застряло в деревянных щитах. Римляне повторили удар. Копья застревали в щитах, а когда острие загибалось, то их нельзя было вытянуть, и многие гельветы, лишившись свободы маневра, побросали свои щиты, оставив тело незащищенным, что в ближайшем бою дало римлянам весомое преимущество.

Под натиском римлян гельветы начали отходить, отступая к находившемуся позади них другому холму. Римляне выиграли первую часть сражения, а затем их наступление замедлилось, ибо теперь им приходилось двигаться в гору. Затем положение римлян осложнилось еще больше: по их правому флангу внезапно ударили бойи и другие находившиеся в резерве союзники отступавших гельветов. Однако римляне не дрогнули и успешно повели бой на два фронта. В конце концов после долгого боя римляне прорвали оборону гельветов и овладели их лагерем. Римляне взяли в плен сына и нескольких дочерей Оргеторига, но половина армии гельветов сумела уйти, направившись на север к лингонам, надеясь найти пристанище у этого племени. Цезарь не стал их преследовать: римлянам предстояло похоронить погибших в бою и оказать помощь раненым, и потому он временно ограничился тем, что послал к лингонам гонцов с письменным повелением не оказывать гельветам никакой помощи, пригрозив, что тех, кто окажет им помощь, он будет рассматривать как врагов наравне с гельветами. Через три дня римляне возобновили преследование противника.