Пенной индевью…

Корабли плывут,

Будто в Индию…

С. Есенин, «Песнь о великом походе»

Рассеялась пороховая гарь над скалами Гангута, и стало ясно: близится победоносный конец долгой войны со шведами.

Но пусто было в государевой казне. Все чаще поглядывал Петр на карту, примеривался взглядом к обширным землям на юго-восточной границе рождающейся империи. Карта была смутная — одно беспокойство, а не карта…

Давно уже задумывался Петр о том, чтобы сыскать кратчайший торговый путь в Индию. Наслышан был много о чудесах индийской земли, о невиданных ее богатствах; перечитывал писание Афанасия Никитина о хождении за три моря, донесения подьячего Шапкина, посланного в 1675 году царем Алексеем в Индию, но до нее не дошедшего, а также донесения Семена Маленького в 1695 году пробравшегося в Индию через персидские земли.

Индийские товары шли в Европу через персидских и арабских купцов. Теми же путями шел обратный поток европейских товаров. Между тем, размышлял Петр, самой природой определено, чтобы Россия стала посредником в торговле Европы с Азией.

На пути в Индию лежали Хивинское и Бухарское ханства. Неспокойно было в ханствах — дрались между собой тамошние властители. Еще в 1700 году хивинский хан Шах-Нияз сам просил Петра о принятии в русское подданство — желал с помощью белого царя упрочить свой пошатнувшийся трон. Теперь в Хиве сидит новый хан, Ширгазы. Что за человек, надолго ли утвердился?

Все загадка в том жарком краю…

Или вот еще: старые карты показывают, что река Аму-Дарья стекает в Каспийское море в залив Красных Вод.

Упоминал о том грек Геродот, писали арабские историки. В XV веке табаристанский историк Захир-ад-Дин Меръаши писал, что, когда осенью 1392 года Тимур завоевал Мазандеран — персидскую землю, что лежит у южного берега Каспия, — сверженный правитель со своим семейством сел на корабль, морем прошел до устья Джейхуна, то есть Аму-Дарьи, и, поднявшись вверх по реке, достиг Хорезма.

Ныне же, по слухам, ушла изменчивая река от Каспия. Сказывают, что хивинские властители заперли реке дорогу земляной плотиной и повернули ее воды в Аральское море.

Что же это за река — Аму, Бычья река, Оксус древних римлян, Джейхун арабов?

Князь Гагарин, сибирский генерал-губернатор, доносит, что ведомо-де ему, князю, стало, будто в Малой Бухаре, при городе Еркети, есть золотой песок. Не врет ли князь, дабы отвлечь государя от несытого своего воровства?

Весной 1714 года в Санкт-Питербурх приехал туркменский старшина Ходжа Нефес. Петр выслушал его со вниманием, а наговорил Ходжа немало. Про Аму-Дарью сказал, что верно, отвели ее хивинцы плотиной от Хозарского моря. Хан Ширгазы люто враждует с непокорными беками, рубит головы, — как бы и его голова не слетела… Золотой песок не только у Еркети — есть и поближе, на самой Аму-Дарье-реке.

Снова — в который раз! — встали заманчивые картины. Ведь истоки Аму-Дарьи — где-то в Индии. И ежели ее опять в Каспий повернуть да владеть ее берегами или, по крайней мере, быть в любви да-дружбе с тамошними властителями, то шли бы индийские богатые товары по той реке до Каспия, а там — морем до Астрахани, а там — Волгой… И все — минуя персидских купцов. И были бы те товары дешевле, и выгода дли российской казны была бы немалая.

Да еще золотой песок…

Все это хорошо проверить надо, разведать, верных людей послать!

Петр не терпел промедлений. В начале мая того же 1714 года дал сенату указ: князя Бековича-Черкасского, поручика гвардии Преображенского полка, отправить с нужным числом людей к Каспийскому морю «для прииску устья Аму-Дарьи-реки». Через несколько дней, 19 мая, дополнил указ: «Его, Бековича, послать в Хиву, а потом ехать ему в Бухару к хану, сыскав какое дело торговое, а дело настоящее — проведать про город Иркеть…»

Князь Александр Бекович-Черкасский до восприятия святого крещения звался Девлет-Кизден-Мирза. Был он родом из кабардинских владетелей. Мальчишкой он был украден ногайцами, а во время осады Азова войсками Василия Голицына попал к русским. Юного черкеса взял к себе в дом брат Василия, Борис Голицын, один из воспитателей Петра. В 1707 году был Бекович послан за границу для обучения, а вскоре породнился с князем Борисом — женился на его дочери, княжне Марфе. Вступив в службу в Преображенский полк, Бекович стал на виду у царя. На этого сильного и мужественного, по тому времени хорошо образованного, знающего Восток человека Петр возложил труднейшую задачу — разведать путь в Индию…

Бековичу представили Ходжу Нефеса. О многом говорил князь с туркменом и во многом ему поверил. Взял его с собой в экспедицию.

В августе 1714 года Бекович выехал через Казань в Астрахань. В Казани князь принял под начало более полутора тысяч солдат при девятнадцати пушках.

7 ноября экспедиция отплыла из Астрахани в Гурьев на двадцати семи стругах и двух шхунах — отплыла и едва не погибла в самом своем начале. Злая осенняя буря разметала по морю легкие волжские суденышки. Лишь в начале декабря возвратилась истрепанная флотилия обратно в Астрахань, так и не дойдя до Гурьева.

Пришлось зимовать.

25 апреля 1715 года, добавив около двадцати новых судов, экспедиция снова отплыла из Астрахани.

Флагманская шхуна, выйдя из теснин волжской дельты на морской простор, накренилась, чертя русленями по зеленой воде, и заговорила под килем каспийская волна.

Задумчивый, молчаливый стоял Бекович на шканцах, с наветренной стороны.

Было князю в ту пору немногим больше тридцати лет. Тяжкая ответственность навалилась на плечи молодого командующего. Столько людей, столько кораблей под его началом… Немало израсходовано денег на экспедицию: 30638 рублей отпустила государева казна, а в казне — знал Бекович — было не густо. (По тем временам сумма была очень большая. Скажем для примера, что на железоделательных заводах тогда полагался оклад жалованья: мастерам — по 60, а чернорабочим — по 18 рублей в год.)

Молча глядел князь в зеленый простор, не ведая, что ждет его за пустынными берегами, за горячими сыпучими песками…

До поздней осени «крюйсовала» флотилия вдоль восточных берегов Каспия. Побывали у Гурьева и у длинного песчаного мыса Тюб-Караган. Обогнули полуостров Мангышлак и долго плыли к югу, кладя на карту и подробно описывая незнакомые, нежилые берега. Сумасшедше палило солнце, гнила в бочках взятая в Гурьеве сода, томила людей жажда, а еще пуще — тоска по далекой России, по лесной прохладе, по дымку родной избы…

Прошли мимо прорвы в берегу, в которую с шумом рвалась морская вода, — то был таинственный Кара-Бугаз, накрытый, как шапкой, темным куполом испарений.

Потом шли вдоль длинной, опасной для мореходов подводной косы (и сейчас она называется банкой Бековича). Обогнув ее, вошли в залив Красные Воды, спавший мертвым сном среди горячих песков и холмов.

Здесь встретили высланных, из Тюб-Карагана посуху разведчиков — Федорова, Званского и туркмена Ходжу Нефеса. Еле добрели они с верблюжьим караваном до залива Красных Вод — погибли бы в песках, если б не туркмен. Грязные, оборванные, припали разведчики к тухлой воде, долго пили. Потом рассказали князю: видели в песках земляной вал, и местные люди говорили, что вал этот — от плотины, что когда-то заставила Аму-Дарью повернуть к Аралу. От того вала до самого залива Красных Вод тянется в песках долина невеликая Узбой, старое русло Аму-Дарьи…