Она высказала ему свои сомнения и густо покраснела.

– Мне просто нечего терять… Ты, кстати, в любой момент можешь отказаться ехать со мной в Москву. Ты можешь отправиться «зайцем» на поезде – вообще в другую сторону. Решай, как знаешь.

Но она хотела с ним. В Москву. Куда угодно! Уже тот факт, что они сидели сейчас в теплом доме и пили кофе, говорил о многом, и в первую очередь о том, что он – надежен. При всем его… легкомыслии. Как надежны и его друзья, которые ему помогли.

– Я уже решила. Поеду с вами!

– Вот и славно. Дождемся, когда прибудут документы моей сестры из Москвы, возьмем билеты – и полетим.

Смышленов Валерий Викторович был похож на запыленного попугая. Нос крючком, вытянутое лицо, высокий, густой, засеребрившийся раньше времени чуб, круглые, навыкате, глаза, костюм «активного» серого цвета, серебряный с синим галстук. В общем, еще довольно-таки молодой человек, только какой-то озабоченный. Когда секретарша впустила меня к нему, он договаривал очередную фразу из своего супружеского диалога:

– Значит, температура спала? Как она, спит? Малышка моя… Ладно, Катя, ко мне тут пришли. Береги себя. Целую…

Все это было крайне трогательно, и я вдруг почувствовала себя неуютно не только в его богато обставленном кабинете, но и в жизни в целом. Сначала я никак не могла понять, откуда взялось это ощущение холода и незащищенности. Может, я попыталась вспомнить, когда ко мне были обращены подобные нежности? Хотя Смышленов говорил явно о своей маленькой заболевшей дочери… А вот у меня дочери не было. И сына – тоже. Кошка, которая гуляет сама по себе. Кошка, которая никому не нужна… Мороз по коже…

– Валерий Викторович, у меня к вам очень странное дело. Но тем не менее мой визит вас сильно обрадует.

– Вот как? – Он слабо улыбнулся. – Что ж, проходите.

Конечно, он насторожился. Думаю, он сразу стал прокручивать возможные варианты источника столь неожиданной радости.

Он позвал секретаршу и попросил ее приготовить чай.

– Валерий Викторович, я знаю, что вы следите за Верой Петровной Агренич, матерью Надежды Агренич, той самой девушки, которая украла у вас восемьдесят тысяч долларов.

Он сразу порозовел. Смутился.

– А вам откуда это известно?

– У меня хорошие связи. Но я не собираюсь вас ни в чем упрекать, поскольку вы – пострадавшее лицо, да и сумма далеко не маленькая. Так вот, могу представить себе, как вы удивитесь, но я приехала как раз для того, чтобы вернуть вам эти деньги! История сложная, запутанная, но я изложу вам ее вкратце. Думаю, что после того как Надя сбежала с вашими деньгами, не помня себя от горя и отчаяния – ведь ее бросил любимый человек, и она вообще находилась на грани… Не знаю, вам, мужчинам, может, это и непонятно, но ей было в ту пору очень плохо, понимаете? Она должна была что-то предпринять, как-то защитить себя, но сначала – покинуть этот город, чтобы ничто не напоминало ей о ее личной трагедии. Возможно, у Нади было на душе так плохо, так больно, что ей было все равно, причиняет ли она сама кому-либо боль… Я не адвокат, как вы понимаете, просто я пытаюсь понять, как могла порядочная девушка украсть в фирме, где она работает, деньги. Она же не воровка! Значит, что-то произошло с ее психикой, какой-то коллапс, разлад, кратковременное помутнение рассудка. Это я к тому, чтобы вы не осуждали ее, тем более что ей за этот ее проступок досталось сполна.

– Что это значит – сполна? – Смышленов склонил голову набок и снова напомнил мне попугая.

– Я не уверена, но, скорее всего, Надя Агренич погибла. Прошло уже целых три года, как она не дает о себе знать. Понимаете, она ехала в поезде…

– Да знаю я все это, знаю, – раздраженно сказал Смышленов. – В поезде, на который напали сбежавшие зэки…

– Ее изнасиловали и сбросили с поезда, понимаете?

– Изнасиловали?! Вы уверены?

– В поезд она не вернулась, значит, ее оттуда сбросили. Скорее всего, она разбилась, и ее труп до сих пор не найден. В купе остались ее сумочка с документами и самодельная подушка, набитая как раз вашими деньгами! Все это забрала с собой ее соседка по купе, ныне покойная…

И в двух словах объяснила ему, откуда у меня эти деньги.

Смышленов длинно присвистнул.

– Неужели такое бывает?! И вы приехали сюда из Москвы, специально, затем, чтобы вернуть эти деньги?!

– Да, – произнесла я и вдруг почувствовала себя еще хуже. Вероятно, всем, кого я повстречала с тех пор, как покинула Москву, я представлялась полной дурой. И не потому, что решила отдать деньги, а потому, что сделать это можно было бы проще – тихо и незаметно связаться со Смышленовым по телефону (как и с Верой Агренич) и перевести ему деньги. Я же сделала из этой своей поездки обращающий на себя внимание торжественный визит, демонстрирующий мою патологическую честность и порядочность. Не зря же все так удивлялись, когда я говорила им о цели своей поездки! Вспомнилось, что Бобров обещал свести меня с проводницей поезда, в котором ехала Агренич. На каком основании я стану ее о чем-то спрашивать? Ладно, я еще могла бы как-то помочь следствию. А так? Что мне вообще здесь нужно? Дéла как такового уже нет. Оно закрыто следствием. Агренич исчезла. Да даже если бы она и осталась жива… то пусть и живет себе спокойно! Тем более что и деньгами украденными она не смогла бы воспользоваться, да и натерпелась уже девушка изрядно за свою короткую молодую жизнь. А вдруг я ее найду? Что тогда? Надю придется посадить в тюрьму? Разве она не достаточно настрадалась?..

Мы со Смышленовым быстро уладили все формальности: поехали в банк, где я – в его присутствии – перевела на его счет деньги. Потом он пригласил меня в ресторан – отметить это грандиозное событие, конечно, поблагодарил меня за все, но я постаралась поскорее отделаться от него и позвонила Боброву, чтобы дать ему отбой – я больше не хотела говорить с проводницей. Пусть даже это она похитила деньги из купе проводников… Мне-то что до этого?

– Полина, но я не успел еще выполнить вашу просьбу. Вы просили узнать, были ли в тот роковой день в больницах Войновки среди пациентов люди с травмами, типичными при падении с поезда…

– И этого тоже не надо делать! Простите меня, Дмитрий Алексеевич, за то, что я отняла у вас время. Но я передумала… Не знаю, как вам это объяснить… Просто я поняла вдруг, что свою миссию я уже выполнила – перевела деньги Смышленову.

– Вас уже не интересует, жива ли Агренич или нет?

– Нет, не интересует. Хотя, конечно, я натура крайне любопытная и мне хочется знать вообще все на свете, но у меня возникло такое ощущение, что я отвлекаю серьезных людей от их работы. Даже если Агренич и жива, то пусть себе живет спокойно, – повторила я дословно свою недавнюю мысль. – А если нет, то пусть земля ей будет пухом… Мне жаль ее, понимаете? Жаль!!! Я женщина и могу понять ее чувства… Еще неизвестно, что сотворили бы близкие вам женщины, оказавшись в подобной ситуации!