И здесь ситуация накалилась до предела.

Большевистская организация Уральской области[55] была куда более агрессивной, чем, например, в Тобольске. На Урале находились мощные промышленные предприятия с большим количеством рабочих, и партийная ячейка крупнейшего из них – Сысертского завода[56] – имела огромный авторитет в области. Ненависть здешних большевиков к свергнутому императору доходила до неистовства.

На своих собраниях и митингах рабочие прямо говорили:

– Чегой-то вы, большевики, с Николаем нянчитесь? Пора кончать! А не то разнесем ваш Совет по щепочкам!

Угроза расправы была нешуточной: у вооруженных рабочих слово с делом не расходилось. Анархисты и эсеры, также входившие в Уральский Совет, подливали масла в огонь этого неистовства. Они придерживались крайне левых взглядов и настаивали на скорейшем расстреле Романовых, обвиняя большевиков в непоследовательности. Чуть ли не каждое партийное собрание заканчивалось требованиями отправить обращения к Советскому правительству, лично к Ленину, Свердлову и Троцкому: как можно скорей уничтожить угнетателя народов, свергнутого императора Николая Кровавого.

Большевики, члены Совета, были целиком согласны с такими требованиями, однако им была необходима официальная санкция правительства.

Несколько монархических офицерских организаций к тому времени уже всерьез разрабатывали планы освобождения царской семьи. К несчастью, они действовали разрозненно и никак не могли сговориться между собой, согласовать свои планы. Кроме того, усилия в том же направлении прилагали то Германия, то Великобритания, то Испания, причем эти усилия странным образом только ссорили заговорщиков: каждый желал сыграть решающую роль в деле спасения венценосцев, недооценивая те трудности, с которыми это дело может быть связано.

Немало навредил делу провокатор Борис Соловьев, зять Распутина, вкравшийся в доверие к монархистам. Именно из-за него было упущено время, наиболее благоприятное для похищения семьи: когда она относительно благополучно, под еще не слишком строгой охраной жила в Тобольске. В конце концов охрану резко усилили, семью на время разлучили, отправив в Екатеринбург государя, императрицу и великую княжну Марию, потом перевезли в Екатеринбург остальных, – и именно тогда Петр Константинович Верховцев начал сотрудничать с подпольной офицерской организацией генерала Маркова.

Генерал Марков отправил в Екатеринбург на разведку капитана Малиновского и еще одного человека, который был известен под фамилией Иванов, приказав им разузнать все, что можно, о том, как и где содержится семья бывшего императора и что следует предпринять для ее освобождения. Постепенно заговорщики собрали достаточно информации, чтобы начать разрабатывать планы спасения венценосных узников.

Ситуация на Урале и в Сибири между тем обострилась и начала складываться не слишком благоприятно для большевиков. Малиновский предложил два варианта: либо захватить дом при подходе чехословацких войск и удерживать его до их вступления в город, либо дерзким нападением выкрасть государя и его близких и увезти их из города. Но когда к городу приблизились белые и чехи, в ЧК что-то пронюхали об этом плане, начались аресты, и Малиновскому пришлось бежать.

Иванов остался, потому что был не только агентом генерала Маркова, но и доверенным лицом Верховцева. Их познакомил генерал Шульгин, глава тайной организации, планировавшей свержение большевистского режима.

Верховцев понимал, что Иванов – не настоящая фамилия этого человека. Да и имя-отчество его, конечно, было не Иван Иванович. Впрочем, он называл себя то Ивановым, то Сидоровым, то Штабсом, то еще как-то. Он умел виртуозно менять внешность, и если сегодня можно было принять его за вспыльчивого, яростно сверкающего черными глазами уроженца Кавказа, то завтра никто не усомнился бы, что перед вами расчетливый купец – из тех, кто предпочитает называть себя на западный лад буржуа, а послезавтра – замкнутый и высокомерный германец. Его настоящее имя было Василий Георгиевич Билиходзе, однако узнать об этом Верховцеву предстояло еще не скоро[57].

Он не представлял, где Иванов затаился в Екатеринбурге, как ему удается работать, не привлекая внимания местных чекистов, однако иногда получал от него короткие отчеты с нарочными, а потом и шифрованные телеграммы, которые тот отправлял с помощью подкупленного телеграфиста. У Верховцева был верный человек на телеграфе в Петрограде, который, рискуя жизнью, принимал и передавал ему эти сведения.

Иванов сообщал, что большевики все настойчивее требуют от правительства расправиться с Романовыми. Копии протоколов собраний Уральского Совета и его посланий в Москву ужасали своей свирепостью и кровожадностью, направленной не только против бывшего императора, что еще как-то можно было понять, не только против императрицы, которую многие считали германской шпионкой, но и против их детей. Для уральских большевиков эта семья была единым враждебным существом, которое необходимо было уничтожить.

В одном из донесений Иванов так описывал сложившуюся ситуацию:

«Уральский Совет отправлял в Москву Ф. Голощёкина (его настоящее имя Шая Ицикович)[58] за санкцией Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета на расстрел семьи государя. Получить эту санкцию не удалось. Голощёкин обратился лично к Свердлову. Тот советовался с Лениным, но тот высказывался за привоз царской семьи в Москву и открытый суд над императорской супружеской парой: Ленин не сомневается, что ее предательское сотрудничество с германцами во время войны дорого обошлось России.

Свердлов пытался приводить доводы Голощёкина об опасностях провоза царской семьи поездом через Россию, где то и дело вспыхивали контрреволюционные восстания в городах, о тяжелом положении на фронтах под Екатеринбургом, но Ленин стоял на своем.

Однако это не успокоило членов Совета и еще больше озлобило рабочих. Для большевиков откладывать дальше решение участи Романовых в военной обстановке означает подрывать доверие народа к их партии. Поэтому решить наконец участь царской семьи в Екатеринбурге, Перми и Алапаевске (где находятся некоторые великие князья) собралась именно большевистская часть областного Совета Урала. От их решения зависело, кто встанет во главе обороны города Екатеринбурга в случае наступления наших войск: большевики или анархисты и левые эсеры.