– Да не нужна мне ваша помощь! – Наденька обиделась за «идиотку».

– Нужна. Взять хотя бы последний случай. Ну, в первый раз, я понимаю, вы ползали во время второго акта в зале именно в том месте, где сидел этот их секретный агент. Но сегодня! Вы же никаким боком, они что-то там потеряли, а вас опять ведут на обыск! А вы заметили, что стоит вам подойти к моему пульту за сценой, как он ломается?

– Нет, – улыбнулась Надежда.

– Ломается, это факт. И стойка с декорацией стала тогда падать – куда? На вас. Я как раз подумал, что она плохо стоит, но, если вас не занесут черти за мою кулису, до конца акта достоит. А вы пришли, и она стала падать!

– Михал Петрович, миленький, мне правда пора. Спасибо большое.

– За что?

– За все. За науку, за приют. Я побежала. Ой, а где я? В смысле, какой это район?

– Почти два часа ночи. Куда вам нужно бежать?

– Раз уж мы почти что родственники, я скажу честно. Мне нужно в театр.

– Вот сейчас, в два часа ночи, вам нужно в театр?

– Да. Мы же перешли как бы на доверительные отношения, я честно вам говорю, мне туда надо.

– Хорошо, – спокойно заявил помреж. – Я вас отвезу.

– Ну что вы, – всполошилась Наденька, – это совершенно ни к чему, вы только скажите, где я нахожусь, мне нужно прикинуть, сколько денег приготовить на такси. Вы что, одеваетесь?! Зачем вы это делаете?

– Чтобы не вызволять вас завтра из милиции. У вас есть с собой документы?

– Есть, пропуск в театр.

– Ну вот. В театр нам и позвонят, когда вас задержат за очередное правонарушение.

– Да почему вы думаете, что меня обязательно задержит милиция?! Как-то же я жила без вас!

– Да. Как-то в прошлом году вы пошли на Горбушку. И не ночью, и не по делу, а на концерт. После концерта случилась там небольшая заварушка с милицией. Из восемнадцати задержанных подростков только вам было предъявлено обвинение в оскорблении действием полицейского при исполнении.

– Да эта сволочь!..

– Не важно, – перебил ее помреж. – Это не важно, что случилось, важен результат.

– Вы серьезно собираетесь меня отвезти в театр?

– Совершенно серьезно.

– И подождете меня на улице?

– Если вам не нужна моя помощь, могу подождать на улице.

Надежда задумалась. Помощь, конечно, не помешала бы, но не случится ли с помрежем второго инфаркта, когда она ему объяснит, что именно и куда нужно запрятать? Впервые в жизни Надежда вдруг подумала, что стоит все рассказать и выслушать совет пожившего человека на предмет дальнейших действий. Что бы он посоветовал ей? Но стойкое, закаленное годами и неприятностями одиночество победило.

– Не нужна. Помощь не нужна. И вы ни о чем потом не спросите? – Она подозрительно уставилась в дужку очков на переносице помрежа.

– Чувствую, что надо бы спросить, но не спрошу, так и быть.

Во дворе он сел на водительское место, потом вышел из машины и открыл перед ней дверцу. Надежда смутилась. Она забралась на заднее сиденье, дождалась, пока мотор перестал напрягаться, и заявила:

– Называйте меня на «ты», Михал Петрович. Мне нравится, как это у вас выходит!

– Убери ноги с сиденья, – сказал помреж.

Когда глаза привыкли к темноте, Наденька поняла, что все равно ничего не увидит. Сцена лежала в полнейшей тьме, как застывшее в вечности море. Где-то за левой кулисой слабо светилась крошечная красная лампочка у пожарного щитка, от ее светлячкового света тьма на сцене сгущалась до осязаемости прикосновения. Надежда отошла спиной к кулисе, установила дыхание и взмыла после третьего прыжка в затяжном шпагате, оторвавшись из темноты в темноту. Еще, и еще, до разноцветных кругов перед глазами, из одной диагонали в другую, и ни разу не сбившись, не ударившись в занавес, не упав. Потом она легла на пол сцены, щекой на отполированное дерево, и его тепло так нежно согревало, так убаюкивало ее. До заколдованности сна. А спать нельзя. С лязгом Надежда закатила на сцену стойку с висящим на ней мертвым брюнетом. Наугад поставила приблизительно посередине. И вот уже в полнейшей ватной тишине дребезжат металлические ступеньки. С закрытыми глазами – так лучше ощущать в темноте ступеньки и перила – она понеслась на галерею, потом – еще выше, потом по монтировочным лестницам под самый купол сцены. Несколькими поворотами огромного рычага опробовала лебедку вверху. Потом разматывала тяжелый канат, кольцами сонного удава сбрасывала его вниз, потом скользнула, вцепившись в канат, из темноты в темноту, раздирая кожу на ладонях и замирая внутренностями, как на качелях в невесомости взлета.

После получения шести папок с документами дела Коупа Ева Николаевна обложилась справочниками по военной технике, техническим словарем и журналами «Военный парад» за последние полгода. Она начала с журналов и уже через полтора часа просмотра была ошеломлена. Тактические данные подводной ракеты «Штурм» были приведены в одном из номеров, более того, в журнале присутствовал и чертеж наружного корпуса ракеты с характеристиками скорости – сто метров в секунду и дальностью поражения – от десяти до пятнадцати километров. Ева взглянула за стеклянную перегородку, соединяющую ее кабинет и секретаря – она сидела в звукоизолированной кабинке, воспользовавшись этим местом для особо напряженной работы первый раз, хотя в Службе многие аналитики предпочитали умственно напрягаться именно в таком помещении. Молодой офицер за стеклом ковырялся во рту зубочисткой. Ева нажала кнопку вызова.

– Вы свободны, – сказала она в равнодушное лицо вытянувшегося у двери молодого мужчины.

Он кивнул, вышел и снова сел за стол, посмотрев в нее долгим взглядом через уплотненное стекло. Ева еще раз нажала кнопку.

– Вы свободны, – повторила она, спокойно отметив про себя, что зубочистку он запрятал в кулаке.

– Виноват, но мне приказано находиться здесь и отвечать на все ваши вопросы, если понадобится.

– Отдел?

– Отдел ноль-двенадцать внешней разведки. Специальность – оружие.

– Вы – Осокин? – Ева быстро просмотрела одну из папок, в которой указывались фамилии участников группы, разрабатывающей дело Коупа в самом начале, как только поступило первое заявление профессора Дедова.

– Так точно, майор.

– Садитесь рядом, – Ева выдвинула стул. – Я нашла в журнале подробное описание ракеты и ее технических данных. Есть даже чертеж.

– Совершенно верно. Это было сделано в целях рекламы. Ракета дорого стоит, ее продажа зарубежным партнерам выгодна.

– Вот я и не понимаю. Если эту ракету можно купить, зачем американскому агенту платить за чертежи профессору Дедову?

– Ее можно купить и поражать цель, не более. Ее нельзя произвести серийно, потому что, как только кто-то захочет исследовать внутренности торпеды и разберет корпус, основные узлы самоликвидируются. Получается, что каждую новую ракету придется опять покупать у нас. Посмотрите папку номер четыре, девяносто восьмой год, проект «Оборона». Разработки по некоторым видам подводных и надводных ракет вообще перестали получать финансирование, и военным руководством решено было ввести этот проект, чтобы новые разработки можно было продавать и таким образом поддерживать новейшие. А чтобы их продавать, нужно было полностью обезопасить внутренности торпед от исследования. Как видите, военным специалистам это удалось.