Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж делать с ней теперь, ведь спивается она. Самому заняться ею уже поздно и совестно. Кулаком дурь не вышибешь, — вздохнул тот тяжко.
— Там не только дурь, а и хамство, наглость, полное отсутствие воспитания. Я не могу навязывать врачам человека, который станет унижать, грозить и оскорблять их, находясь в здравом уме и доброй памяти.
Раису через неделю увезли в областную больницу. Там она пробыла совсем немного и погибла. Именно под ней обвалился балкон, и баба с седьмого этажа упала на кучу строительного мусора, что не успели вывезти.
Прокурор негодовал. Он целый год не давал покоя строителям и врачам больницы. С Юрием Гавриловичем подчеркнуто не здоровался. Бронников не видел за собой вины и не обращал на это внимания. Но с тех пор никогда не спорил с коллегами, что любого больного можно уговорить и убедить…
Месяца два после случая с Раисой он плотно закрывал за собой двери кабинета, но потом снова стал забывать.
— Юрочка Гаврилович! — услышал он тихий голос из коридора.
Так звала его только Ксения. Она, несмотря на то что имела высокие звания, много лет отдала медицине, считалась сильнейшим кардиологом, никогда не входила в кабинет, не постучав, не спросив разрешения, а чаще всего вызывала Бронникова тихо и тепло. Ей это разрешалось.
— Юрик! Нашей больной плохо. Я все понимаю, никто не всесилен, а только Господь. Но так она мучается, сердце кровью обливается.
— Врачи есть возле нее?
— Да, Ванюша с ней.
— Он хороший доктор и сделает все возможное. Ксения, и я не смогу больше, чем он. Поверь мне. — И все ж пошел в палату.
Рита лежала на койке, закрыв глаза, бледная, вся в поту. Измотали приступы. Раньше они мучили гораздо реже, теперь почти не прекращались.
— Доктор, я умереть хочу. Не держите меня в этой жизни. Я устала болеть. Мне так плохо и больно. От меня все дома устали, и вас вымотала. Сжальтесь надо мной, не продляйте мучения! Меня давно не радует эта жизнь. — Снова ее скрутило, затрясло, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Сестра! Быстрее укол! — потребовал Петухов. Вместе с Бронниковым они еле удерживали в постели мечущуюся Ритку. Она обливалась потом. Руки и ноги дергались в разные стороны. Она кричала так пронзительно и громко, что больные из палат выскочили во дворик. Все они болели. Но голос боли не любил никто.
— Потерпи, ласточка! Наша красавица! Вот, сейчас будет легче, — делала укол Светлана.
Ритка вскоре уснула.
— Что ж делать, дозу нельзя увеличивать, опасно. А этот укол ей на полчаса. Веселенькая ночка будет в отделении.
— Сегодня ты дежуришь? — спросил Бронников.
— Да.
— Крепись, Ванек, мужайся! Такая наша доля, — потрепал парня по плечу.
Когда они вышли в коридор, Бронников сказал тихо:
— Слышишь, Иван, всякое может случиться ночью. У женщины очень слабый пульс. Недолго ей осталось мучиться.
— Я знаю. Трудно, тяжело, если умрет в мое дежурство. Но что делать, мы не всесильны.
Петухов пошел в ординаторскую, а Юрий Гаврилович к себе в кабинет. Там его уже ждали. в
Пожилой человек сидел напряженно, курил. Увидев Бронникова, спешно встал навстречу. Они были давно знакомы, с самой молодости, со студенческих лет. Разными путями шли они по жизни, но, встречаясь даже случайно, никогда не отворачивались, им было что вспомнить, о чем поговорить.
— Привет, Юрий! Извини, что не предупредил и не согласовал свой визит, ситуация приперла к стенке, — говорил знакомый.
— Да ладно, Глеб, давай рассказывай, что у тебя стряслось. Если смогу — помогу! — указал на кресло напротив, сел и сам.
— С дочерью у меня не клеится, понимаешь? Она всю жизнь была моей любимицей. Я все ее секреты знал.
— Сколько ей сейчас?
— Двадцать восемь…
— Она работает? — поинтересовался Бронников.
— Ну а как же. Архитектор не из последних. Способная, трудяга. Но не в этом дело. На работе у нее полный порядок. А вот в личной жизни перекос…
— В чем дело?
— Понимаешь, еще со школы встречалась с парнем. Он на год старше ее. Любили они друг друга, дня прожить не могли, чтоб не встретиться. Я, честно говоря, опасался, что раньше что-нибудь отчебучат, и осторожно удерживал Нину от необдуманных поступков. Ну, школу она закончила. Я вздохнул, первый этап пройден. Дочь стала готовиться в институт.
— А парень ее чем занимался?
— Он работал. Когда узнал, что Нина хочет поступать в институт, весь скривился. Мол, на черта мозги сушить столько лет, лучше сразу устроиться на работу. Зачем женщине высшее образование? Ей оно вовсе ни к чему!
— А сам что закончил?
— Семь классов и школу или курсы механизаторов.
— Понятно, — вздохнул Бронников.
— Короче, они повздорили. Впервые за годы. Но вскоре помирились, а осенью этого парня забрали в армию. Нина поступила в институт, а через месяц вместе со своим курсом поехала в совхоз убирать картошку. Там она и подружилась с ребятами и девчонками своего курса. Я был очень рад такому повороту. Ведь ее тракторист был единственным светом в окне. Она от него ни на шаг не отходила. Уж и не знаю, чем приглянулся. Но тут других увидела. Стала ходить в турпоходы со студентами, ездила на пикники. Короче, увидела, что жизнь бывает хорошей и без того друга. Он ей писал часто. Она, несмотря ни на что, регулярно отвечала ему и ждала. Как же? Слово дала! Ну, Нина уже перешла на второй курс, когда ее парень приехал в отпуск на две недели. И что ты думаешь? На третий день поругались. Пришла со свидания злая, ни на кого не смотрит. Лишь через день выяснилось — домогался ее, ну а Нинка в морду зафитилила, домой ушла. Но опять помирились, поехал служить дальше, а дочка учится. Я ей время от времени мозги чистил. Указывал на все минусы тракториста и убеждал, что совместная жизнь у них не получится, интеллект слабоват, воспитания нет, да и родня у парня кондовая. Примкнуть к этой своре — только опозориться. Нинка в слезах убегала в свою комнату, потом, хоть и злилась, все же слушала. Дальше уже спорить перестала. Да и о чем? Вернулся ее мазурик из армии, и они поженились. Он хотел, чтоб дочь оставила институт, но я не позволил. С зятем чуть не подрался. Заставил смириться и всякий день контролировал, не пропускает ли дочка занятия.
— Она у тебя одна? Больше нет детей?
— Есть еще сын. С тем без мороки. Он подводник. Короче, уговорил их подождать с ребенком. Сказал, получит дочка диплом — подарю им двухкомнатную квартиру, полностью меблированную. Нинка от радости на уши встала, а зять насупился: «Чего тут командуешь? Сами в своей семье разберемся…»
Я виделся, говорил с Нинулькой по телефону и знал обо всем. Но через год начал замечать, что голос ее стал грустным, пропал смех. Я спросил, в чем дело. Дочка промолчала. И я обеспокоился. Навестил, вижу — зять хмурый, выпить успел. С Ниной не разговаривает. Повздорили. Уж как только не пытался их примирить, не получилось. Пыхтят, как ежики, и не смотрят друг на друга. А потом Нина не выдержала да как заплачет. И спрашивает: «Папка! Ты возьмешь меня домой обратно?» Я, конечно, согласился. А зять побелел и пулей выскочил из комнаты.