Помимо здоровенного, с кулак размером паука каракурта, таращившего злобные буркала с почти метрового диаметра паутины, натянутой между верстаком и стеллажом, здесь был тайник. Схрон, почти равный площади самого гаража. Дед Усман хорошо помнил продразверстку, обыски НКВД при Сталине, визиты милиции при Хрущеве-Брежневе, потому прятал наверняка. Закладка укромно расположилась под полом, вернее в самом полу. Если не знать, где долбить, то возиться с крепчайшим железобетоном можно хоть до еврейской пасхи. Басмач знал. Но для этого требовались не хитрые, но инструменты.

Первым делом стоило избавиться от соседа. Подобрав на улице булыжник потяжелее, Басмач прицелился от входа и швырнул камень. С влажным «чавк», каракурта размазало по стене. Ну, не любил он сызмальства всяких ползучих гадов, тем более тех, чей яд в десятки раз превосходит по ядовитости гадючий! Вымахавший в три раза от нормальных размеров паучок, мог вполне и сам напасть. Кстати, булыжник с буро-черными ошметками так и остался лежать в прогнувшейся паутине. На кого же паук охотился, если каменюку с половины кирпича и весом в полтора, бело-желтые тенета выдержали? Басмач поскреб пятерней затылок. Это стоило взять на заметку, ведь день давно перевалил за середину и ему придется здесь заночевать.

Тяжелый, кованый, шестигранный лом с гулким «бум» встретился с грязно-белым бетоном. Бум – откололся первый кусок. Пусть небольшой, но, как говорили совсем древние и явно мудрые жители Поднебесной: путь в тысячу ли начинается с первого шага. Или не разбив яйца не приготовишь яишни… Вообще, людей, изрекающих очевидные истины, Басмач любил чуть меньше, чем ползучих гадов. От ползучих хоть толку больше, иногда, к примеру, жрут других ползучих гадов. А напыщенные псевдомудрецы, с умным видом поучающие очевидным вещам, всяко хуже ядовитой гадины. Бум-бум-бум… в крошеве из песка-цемента-щебня показался стальной прут, а в спину совсем неприятно стрельнуло. Все же старость не радость.

На глубине пяти сантиметров, наискось от входа к углам смотровой ямы, прилитый слоем крепкого бетона, заложен метровый прут, он же рычаг. Их два. Всего-то требовалось выдолбить два метра бетона на глубину пяти сантиметров… Потом залезть в смотровую яму и освободить несколько пластин-запоров. Когда на свет показалась уже половина прута, а спина почти выла от боли, Басмач решил, что дело так не пойдет. Как следует отдышавшись, он, прихватив винтовку, отправился собирать в доме и окрестностях все, что горит и может послужить подстилкой на ночь.

Гаражные ворота заложены изнутри, благо засов предусмотрен. В углу, под свежепробитой в потолке дырой, распространяя не самый приятный дымок, колышется пламя костерка. Басмач разделся до пояса, экономя силы, методично, с частотой метронома мочалил ломом ненавистный бетон. Капли пота заливают глаза, скапливаются на усах, в бороде, капают на торс. Тут главное сохранять ритм, и правильно дышать. Бум-бум-бум. Звук наверняка может кого-то привлечь, например голодного и зубастого. Но, в обычном смысле, все зубасто-оголодавшие, стальным воротам толщиной в четыре миллиметра, не страшны. Бум-бум. Да-а, спина, поначалу откровенно протестовавшая против любых резких движений, наконец, прогрелась и пока молчала, наливаясь тягуче-резиновым теплом.

Басмач выпрямился, отставил лом, вытер поднадоевший пот, размял налившиеся кровью и от того гудящие руки и снова взялся за лом. Бум. Старая добрая работа, обычный физический труд – это хорошая усталость, правильная. Мышцы любят нагрузку, зудят без нее, требуют еще. Нет, конечно, он бы сейчас с удовольствием променял эту шестигранную, ставшую вдруг совсем легкой железяку на пневматический отбойный молоток, или плохенький электроперфоратор, собранный в стране мудрствующих очевидными истинами старцев. Хрен с ним, даже на бригаду шабашников за сколько-то там денег Басмач бы согласился. Да, диван, порция – очень большая порция – галушек с мясом, чесночной подливой и теплого, ноздреватого хлеба, булка. И телевизор, да. Обязательно телевизор. Однако, чего нет, того…

Бум-бум. Пот настойчиво лился с лысины в глаза, нечто вроде банданы вполне бы помогло. Порывшись в рюкзаке, нашел подходящую, пусть и не шибко чистую тряпицу, свернул жгутом и повязал вокруг головы. Руки стали отчетливо ныть, особенно запястья. Да, усталость от работы… От стрельбы или вспарывания особо горластых глоток, такого не бывает. Совершенно.

За воротами, на улице, давно ночь и холодно. А в гараже тепло и на стенах пляшут первобытные тени. Сколько времени прошло, Басмач не знал. Часы, хорошие, командирские и самовзводные, давно канули в Лету. Неплохие были часы, даже жалко. Хотя от глубокого пореза ножом спасли. Может и жизнь спасли, отвлекись он тогда в драке под Ахтюбой на боль от пореза. А зачем часы в нонешней жизни, что ими отмерять? Они-то и в довоенной жизни были скорее аксессуаром, дополнением к модному слову «имидж», чем хронометром: золотые, платиновые, титановые, с гравировкой и супермеханизмом из Швейцарии, Японии, а на самом деле из Китая. Понты, желание выпендриться? То-то и оно.

За работой время летит не заметно, как с тем самым толстяком. Ну-ну. Напиток Баварских бюргеров, цвета нездоровой мочи, он никогда не жаловал. И людей, зачем-то себя дурманящих любыми веществами, пусть и в красивых бутылках с этикеткой, в шумном застолье. Или тайком, в заблеванной квартире, из одноразового шприца, ставшего многоразовым. Все едино, суть та же – дурман. Зачем? Жизнь и так калейдоскоп всего и по многу. И хорошего с приятным и плохого с мерзким. К чему в бочку с дерьмом и медом добавлять еще ведро дерьма? Ни к чему.

Потный, уставший, отчасти злой, Басмач отставил лом и уселся на специально приготовленное тряпье. Готово, шабаш. Оба прута, расходящиеся наискось от обоих углов смотровой ямы, лежали каждый в своей траншее. Теперь можно и передохнуть-закусить. До черта хотелось пить, но воды во фляжке едва ли на пару-тройку глотков. Хоть мясо нутрии осталось.

Мысль о нутрии напомнила про Назара. Он ведь парню не отдал оставшийся запас, грызун был большой. И вообще, осадок остался. С одной стороны Басмач поступил вполне верно, если рассудить. Но… все же чувствовал себя виноватым. Пусть и не стал помогать в самоубийственном плане, так мог дать по башке и оттащить в тенек. Очухается, покричит, слюнями побрызгает, полезет с кулаками, словит леща и поймет. Должен был понять. Басмач откинулся на импровизированной лежанке.

После многочасового махания ломом, налившиеся кровью мышцы тепло пока держали. Но становилось уже зябко. Обтерев пот свежими портянками, поспешил натянуть свитер, иначе так и простыть насмерть недолго. Обманчивое это тепло. Получив новую порцию барахла, костер вспыхнул, по гаражу поплыла кислая вонь. Что же там разгорелось так? Басмач сморщил породистый нос, сплюнул. Сиди не сиди, а работа не волк. Отбивание запрятанных в бетон штырей – это только половина дела. Проковырявшись уже в смотровой яме не меньше часа, все же удалось вскрыть сокровищницу деда.

Освободившись от сдерживавших штырей, и дополнительного бетонирования по контуру, вся боковая стенка ямы под нажимом все того же лома, отошла. Не много, примерно на ладонь шириной. Из образовавшейся щели дохнуло прелью, сыростью, мышами и черт еще знает чем. Сырость и мыши – это плохо, очень. С трудом подтащив верстак, затолкал две ножки железного стола в просвет между плитой и полом, поддел ломом в качестве рычага и налег всем весом. Кованый шестигранный лом гнулся, скрипел об каменную крошку и в какой-то момент победил, плита и верстак, скрипнув, шлепнулись вперед. А за ним и Басмач, потеряв опору, полетел кубарем к противоположной стене. Встал, отряхнулся, выругался. Зажег приготовленный факел и заглянул в хранилище.