Поэтому среди сотрудников «Й» почти не было брюхастых, с животами-мозолями, ушлых майоров, капитанов с красными от водки носами и грузных, невнятных подполковников. Вернее, были и лейтенанты, и капитаны, и майоры, но молодые, загорелые, а иные едва тянувшие на студента-второкурсника, с сережками в ушах, пирсингом в носах или пупках, в рэпперских штанах, байкерских косухах или же хиппарских разодранных джинсах. Они веселились на вечеринках, отбивали танцполы клубов, участвовали в КВНах. Изредка исчезали из дома: то на областные интеллектуальные игры, то на сплав по Катуни, то за границу по программе студенческого обмена, либо как члены загадочного стройотряда, о котором в их родном вузе знали только то, что такой вроде как проходит по документам профкома. Возвращались домой смертельно усталые, с синими кругами под глазами. А если бы в их отсутствие кто-нибудь позвонил по указанному контактному номеру, то трубку бы снял один из кураторов территориального отделения… и объяснил все в лучшем виде.

В Новосибирске таких кураторов было трое: сам Заратустров, улыбчивая, обаятельная женщина-астролог Элина Альмах и невысокий, с выправкой и усиками жандармского ротмистра, практикующий экстрасенс Игорь Горский.

Сейчас к дому на улице Профсоюзной подъехал почти новенький зеленый «Москвич» модели, в народе ласково названной «кАлека», — машина, вполне подобающая ее хозяину, седоватому невзрачному полковнику с простым армейским лицом, одетому в коричневый офицерский плащ-пыльник без погон.

Домик этот примыкал к зданию Речного училища, подъезд которого увенчивали два морских трехлапых якоря. На самом деле Речное училище квартировало в помещениях бывшей Ново-Николаевской каторжно-пересыльной тюрьмы, к двум этажам которой в двадцатые пристроили еще три сверху — и кладка выдержала! Из того же кирпича, с налетом вековой темени, был сложен и двухэтажный домик в отдалении — бывший особняк коменданта тюрьмы. На подъезде его вывеска сообщала о том, что тут находится Хозуправление второй базы Жилкоммунхоза. Впрочем, никто никогда не видел оживления у этого подъезда, лишь иногда крутился там ополоумевший снабженец или иной хозяйственник; покрутится да уйдет ни с чем. База исправно платила за свет, воду и тепло, а больше ничего государственным органам не было нужно.

Заратустров, на ходу расстегивая пыльник, поднялся по ступеням, сунул два пальца в какую-то щель двери, не боясь быть прижатым, и та распахнулась мягко, на суставчатых рычагах. Полковник исчез за ней, а там прошел по коридорчику, и лифт с тихо закрывшимися дверями понес его в преисподнюю. Вышел же Заратустров глубоко внизу — этажа на три ниже линии Новосибирского метро.

…В зале у электронного табло, за подковообразным столиком-пультом сидела блондинка Альмах в короткой провокационной юбке, красной блузке и в домашних мягких тапочках на грациозных ногах с тонкой щиколоткой, а также молодой человек в лиловой форме без знаков отличия — крупный, с ломаным носом профессионального боксера. Они привстали, приветствуя полковника, — козырять в «Й» было не принято. Заратустров остановился перед картой. На нем тоже была форма, но общеармейская, цвета хаки, с петличками мотострелковых войск. Он достал из внутреннего кармана, из железной коробки толстую Half Corona Benedicto, откусил зубами кончик, сплюнул в ладонь. Разминая этот кусочек табака и не зажигая сигару, полковник рассматривал карту. Хмыкнул:

— Грабов еще практикует? Все мертвых оживляет?

Альмах вышла из-за стола с чашечкой кофе и листами бумаги. Ее тапочки слегка шелестели. Остановилась подле Заратустрова, элегантным жестом подала листочки.

— Оперативка за сутки. Никаких происшествий. А Грабов на исходе своей карьеры. Мы приняли меры…

— Хорошо.

Заратустров просмотрел сводку. За его спиной тихо жужжал зал — люди занимались своим делом, производя минимальное количество шума. От чашечки Альмах вкусно пахло.

— «Черная Карта»? — спросил он, комкая листы. — Сделайте мне чашечку, Элина Глебовна, будьте милостивы… А по объекту Y-68 °C есть расшифровки? Альмах?

Замялась. Показала глазами кому-то из проходящих: мол, чашку кофе, пожалуйста, — а потом, сдержанно улыбнувшись, ответила:

— По Y-68 °C пришел запрос из Москвы.

— Ого как!

Полковник закурил, отдав листы. Закурил сердито. Альмах тут же подала ему серебряную пепельничку с крышкой. Пространство перед большим монитором было излюбленным местом для мелких совещаний.

— И что?

— Запрашивают весь анамнез. С начала наблюдения.

— Элина Глебовна, мы ведь не на кофейной гуще гадаем… Отчего интерес? Объект-то законсервирован. Ваши предположения?

— Я вам приготовила отчет. В файле, не распечатываю.

— Эх, Элина Глебовна… доконаете вы меня этими файлами!

— Так безопаснее, вы же сами говорили.

— Говорил, говорил… И что? В двух словах.

— На территории России было, по состоянию на начало года, три объекта по операции «Невесты», — Альмах говорила своим обычным, мелодичным сопрано, которым вела «Час астролога» на местном телевидении, но слова звучали профессионально жестко. — Два на территории за Уралом. Один у нас.

— Конкретнее!

— Два объекта ликвидированы. Как оказалось, полмесяца назад. Сообщили только сейчас.

— Тьфу! Я аж поперхнулся… Установлено кто?

— Нет. Но оба раза ликвидация была произведена так, чтобы максимально затруднить опознание. В Самаре на пустыре обнаружили двадцатилетнюю Курячко Е. П., актрису стрип-театра. Без головы и кистей рук, ампутация произведена профессионально. Труп облили бензином, подожгли… но сделали это небрежно: дождь затушил огонь. Опознали по паспорту, который оказался у нее в кармане куртки, и по вторичному папиллярному узору пальцев ступни. В Москве четырьмя днями позже была убита некто Халазо А. А., доктор правоведения. Труп практически полностью растворили в соляной кислоте на территории одного из неработающих заводов.

— Как опознали?

— Золотые коронки. Полностью совпадающий прикус.

Видно, эта информация окончательно испортила Заратустрову вкус кофе. Он отодвинулся к столу, уселся, отставил чашку. Рядом устроилась Альмах. Сигара плясала в углу рта Заратустрова, он принялся щелкать клавиатурой.

— Черт… почему у вас такие кнопки маленькие? Пуговички просто… Что у нас по ней есть? Так, вот досье. Значит, после ТОЙ операции мы ее законсервировали, почистили карму, оптимизировали энергетику. Все вроде нормально. Балуев! — Он, не глядя, обратился к кривоносому. — У объекта 56-777 «Шахиня» какой уровень?

— В норме, товарищ полковник, — отозвался тот неожиданно тонким голосом. — Слабо голубой. Без активности.

— Так… и что теперь? Что мы должны с ней делать?

Альмах пожала красивыми, в меру пышными плечами. Принимать решения по операции «Невесты» было прерогативой полковника. Несколько минут, без преувеличения, прошли в молчании. Заратустров читал файл.