— Отвечайте, что все переговоры — только в самом замке. После обеда.

— Они спрашивают, не прямо, но понятно — точно ли можно рассчитывать на двухмесячный срок заключения их коллеги?

— Тогда отвечайте, что любой вопрос решаем, но мы должны удостовериться в серьезности их намерений.

— Какая сумма — серьезна?

— Эгельберт, как можно?! Мы же не террористы, чтобы требовать деньги! Пусть… вот, пусть вернут нам чашу, которую испанцы вывезли.

— Одну минуту! — Он быстро что затараторил в трубку, а я поднял кувшин и прижал к виску. Элепар, могучим усилием протащив себя по кровати, прижался к кувшину с другой стороны. Так мы и сидели, пока мой деловой и непьющий управляющий не отвлек от блаженной прохлады:

— Вернуть не могут, господин барон. Могут предоставить планы защитных систем хранилища.

На что меня толкают, спрашивается? Вот же… банкиры!

— Ладно, пусть присылают. Нам еще помогать соседушке с выполнением обета. — Старик хмыкнул, покачав головой. — Что, не одобряете методов? Или цели не по вкусу? У вас же тут вражда?

— Да какая это вражда, Александэр, скорее привычное соревнование. В конце концов мы же все эски, а не французы какие-то. Помочь соседу — дело благое.

— Причем тут французы?

— О, каждый эскенландец знает, кто тот незримый враг, что из-за кулис руководит всеми бедами Европы!

— Вы о прекрасной Франции? А разве не Британия тайный властелин?

— Островитяне жалкие марионетки в руках истинного манипулятора! Сами подумайте, даже их спесь порождена комплексом, основанном на понимании настоящего положения дел! Мы последний оплот сопротивления неумолимому врагу!

Старик говорил это с такой убежденностью, что я решил не сомневаться. В конце концов это он тут европеец, ему виднее. Хотя… кто знает, может, и французами тоже кто-то руководит? Бельгийцы, к примеру?

Так, размышляя о незримых переплетениях судьбы я оставил барона-головастика с кувшином в обнимку и спустился в трапезную. Как ни крути, а туристов, желающих насладиться едой в моем обществе, нужно уважать. Люди деньги за это платят, так что:

— Доброе утро, господа. Рад видеть вас в своем замке. Прошу, начинайте!

Туристы воспитанно потянулись к тарелкам, мне же есть не хотелось. Сейчас бы поспать часиков шесть… переждать утреннее яркое… черт бы его побрал!.. солнце, потом спокойно посидеть в кресле, горячего хаша поесть, потом неторопливо побродить по песочку…

— О чем вы задумались, господин барон?

Я дернулся, выныривая из дремы, быстро огляделся — нет, не заметили. Что он спрашивал? Ах да…

— Когда-то белый хлеб был привилегией дворянства. Теперь пшеничная булочка с котлетой — пища бедняка.

— Ммм… да, многое меняется. — Эгельберт явно не понимал, с чего это я глазею на еду, вместо того, чтобы заняться ей вплотную. У-у, трезвенник!

Когда я поднял кубок (не удержался, приказал поставить себе взятую из замкового музея утварь), стоящий рядом Дэн сначала не отреагировал, но после тычка управляющего сообразил и схватился за кувшин с морсом. Следующую минуту я пил, опустошая посудину в несколько глотков.

— Утолили жажду, ваша милость?

— Слегка… но это не то, чего хотелось бы.

Туристы вдруг примолкли, я даже присмотрелся к ним, кое-как удерживая слезящиеся глаза открытыми. Нет, все нормально. Только вот солнце проклятое, слишком ярко светит! Хорошо пажам, они вдоль стены выстроились, а бедный господин барон сиди, отрабатывай…

— Мы вчера в самом деле ничего не натворили, Эгельберт?

— Успокойтесь, господин барон, все было в рамках приличия.

Это успокаивает. Иногда надо бывает расслабиться… вот как сейчас. От запахов еды уже почти не мутит, только холодный металл кубка я зря ко лбу прижал, и старик что-то бубнит… что именно, кстати?

— …а потом вы учили Элепара древнему румынскому боевому кличу.

— Это которому?

— Я записал. «Rezh aktiv!» Там еще было продолжение, только вы никак не могли его выговорить.

Но и в расслаблении нужно знать меру. Представив своего нового друга орущим этот «клич» где-нибудь на футбольном поле или в баре я содрогнулся. Мелкий, головастый, немножечко отмороженный в силу книжного воспитания… мда.

— Как раз в этот момент вы дозвонились жене по моему телефону. Разговор получился очень коротким, кажется, господин фон Виндифрош, кричащий изучаемый клич у вас за спиной, ей чем-то не понравился.

Еще бы. Все, дочек она сюда не пустит.

Вот и хорошо, кстати, а то… Ладно, это потом.

— Потом вы допытывались у фрекен Марти почему она не носит лифчик.

— И почему? — Боевой подруг смотрела пред собой с презрительным видом.

— Я в тот момент отвлекся, но кажется, ваш паж что-то говорила о порабощении и символах унижения.

— Вроде помню. Я что-то хотел, так?

— Пойти крестовым походом на поиск земли… гхм… свободы.

— И я ей еще место своего генерала предложил.

— А когда она отказалась, заявили, что готовы учредить рыцарский орден, для освобождения всех женщин от ига.

— Ига лифчиков?

— Да. И вообще одежды.

Полный краснолицый турист, сидящий на почетном месте справа и внимательно прислушивающийся к разговору, с уважением покивал. Видимо, его представления о хорошем отдыхе полностью соответствовали негромкому рассказу управляющего. Его жена, чему-то мечтательно улыбавшаяся, вдруг оглянулась и ткнула мужа локтем. Мда, давненько я так не гулял. Видимо, сказывается свежий эскенландский воздух. Последнее я повторил вслух, напрашиваясь на комплименты от туристов, и те воспитанно мне их выдали — и о замечательном замке, и о великолепном городе, и о живописной природе. Фон Шнитце слушал с нескрываемым удовольствием, а вот пажи хмыкали и шептались. Видимо, их ожидания в чем-то не соответствовали происходящему. Так, это надо давить в зародыше. Тут только я решаю, что и как должно происходить!

— Ну что смотрите, други? Книг не читали? «Жизнь барона это пиры, охота и война». Войны удалось избежать, охота у нас впереди, а утро после пира вот так и выглядит… Ничего. Выпивка тоже в программе обучения. — И дождавшись, пока оживившаяся молодежь притихнет, добавил: — Как и методы снятия похмелья на следующий день. Чтобы опробовать все и выбрать подходящие — пить будете на убой. Забудьте об удовольствии, вас ждут тяжелые будни!

Четверо слушали мои слова как и положено студентам на отдыхе — с энтузиазмом, дескать — пусть все болит потом, но сегодня будет хорошо!

Японец изображал манекен, а Марти — презрительный манекен. Не, ну нельзя ей такие обтягивающие майки носить! Бесчеловечно же! Феминистка должны быть старой и уродливой, а не молодой и… так, хватит.