Третьего, вооруженного револьвером и, как и предполагал Сергей, оказавшегося возле трибуны, взяли живым. Вот только он успел произнести «волшебное слово» и сейчас пребывал в бессознательном состоянии, и привести его в чувство отчего-то не удавалось. Относительно того, был ли в составе диверсионной группы еще кто-то, пока ясности не имелось: по крайней мере, в необъяснимый обморок никто из числа участников торжественного мероприятия больше не падал, да и оружия пока не нашли…

О том, что делать с пленными дальше, позаботились заранее, подготовив подходящее объяснение: арест вражеских диверсантов видело слишком много людей, и распространение неминуемых слухов следовало предотвратить. Точнее, направить в нужное русло, огласив полуофициальную информацию (которая, разумеется, распространится в широких массах никак не позже пары-тройки суток) о том, что немецкие агенты воспользовались гипнозом. При этом давно и хорошо знакомый человек начинает вести себя «как-то не так», забывая элементарные вещи, и одновременно демонстрируя новые, непривычные для него знания и способности. А ежели перед или после этого еще и сознание необъяснимо терял, то это уж и вовсе крайне подозрительно. Одним словом, соблюдайте повышенную внимательность, товарищи, поскольку неведомых фашистских гипнотизеров пока еще не арестовали и ищут по всему городу. Что же до уважаемого старшего мастера, пронесшего в метро бомбу, то он ни в чем не виноват, поскольку просто не понимал, что творит, и потому сейчас находится вовсе не под арестом в НКВД, а на излечении в закрытой психиатрической клинике.

Простейшая хитрость, позволяющая, тем не менее, убить сразу двух зайцев. Во-первых, народ получает достаточно непротиворечивое объяснение событий на «Маяковской». Во-вторых, подсознательно увеличивает бдительность, что может всерьез усложнить жизнь вражеским хроноагентам, буде такие объявятся. Разумеется, теперь не избежать вала обращений в органы о «странно поведшем себя соседе/сотруднике/знакомом/бывшем муже», но пусть уж лучше так: сотрудники госбезопасности завтра же получат от НКПЛ исчерпывающие инструкции. Заодно и всяческой уголовной и приблатненной шушере не поздоровится – напуганные гипотетическими «гипнотизерами» рабочие при первом же подозрении как минимум всерьез намнут им бока, после чего со всей ответственностью сдадут в НКВД…

Одним словом, пока Кобрин с Зыкиным разбирались с пленными, их пока что немногочисленные подчиненные во главе с младшим лейтенантом Колосовым носились как наскипидаренные. Поскольку необходимо было срочно подготовить и разослать ориентировки в НКВД и военную контрразведку, причем составив их таким образом, чтобы не возникло никаких лишних вопросов и подозрений. И это не считая превеликой кучи обычных хлопот, связанных с созданием новой организации, коей волею Сталина стал Народный комиссариат перемещенных лиц!

Зато радовало другое: пленный продержался куда дольше, чем ожидалось, успев рассказать не только о проекте «Возрождение» и расположенной в бывшем правительственном бункере лаборатории, но и набросать историю своего мира примерно до середины пятидесятых годов ХХ века. К величайшему сожалению, о последующих событиях узнать уже не удалось – по описанной выше причине. В частности, Сергей так и не успел выяснить, что за Великая Американская революция произошла в конце шестидесятых. Хоть теперь и догадывался, какие именно события послужили ее причиной…

– Много чего, Витя, сейчас расскажу. Собственно, не станем время терять, товарищ Сталин ждет. Бери бумагу и пиши, я стану диктовать. Все вопросы – потом, сначала рапорт оформим.

– Так не положено вроде? – засомневался товарищ, тем не менее, выкладывая на стол пачку проштампованных по верхним правым углам листов и чернильную авторучку. – Сам же должен писать, лично?

– Витя, душевно прошу, даже не начинай, – буркнул Сергей. – Во-первых, я – как ни крути, полномочный руководитель комиссариата, а ты – мой первый и пока единственный заместитель, значит, имею право принимать решения соответственно текущей обстановке. А во-вторых, эта самая текущая обстановка сейчас такова, что имело место организованное покушение на первое лицо государства, которое нужно расследовать в ближайшие часы. И потому у меня просто нет времени вспоминать, что там нам положено, а что не положено. Понятно объяснил?

– Да понятно, понятно, чего ты раздухарился-то? – насупился особист, откручивая колпачок и проверяя перо на тыльной стороне ладони. Стерев большим пальцем чернильную черточку, кивнул. – Давай, я готов. Чего писать-то?

– Погоди, Вить, думаешь, это так просто? Вот взял и надиктовал? У меня до сих пор все мысли наперекосяк.

– А почему нет? – искренне удивился товарищ. – Пересказывай ваш разговор, только не шибко быстро, а я запишу. Что сложного-то?

Криво усмехнувшись, Кобрин устало потер лоб:

– Да понимаешь, дорогой ты мой товарищ лейтенант, в смысле майор… сложного-то, в принципе, ничего. Вот только не каждый день узнаешь, что, так или иначе, стал причиной изменения всей человеческой истории! Не сам, понятное дело, вместе с боевыми товарищами – и с тобой в том числе, – но тем не менее. Короче говоря, как мехвод мой выражался, «с ума сдуреть»…

– Да ладно тебе, – пожал плечами контрразведчик. – Ты ж сам говорил, что мы еще в июне историю войны изменили, когда не позволили фрицам наших в котел запереть. Да и потом тоже, и под Смоленском, и под Ленинградом, и уже тут, под Москвой! В чем проблема-то? Раскис ты чего-то, Серега, устал, что ль?

– В масштабе, Вить, исключительно в масштабе, – тяжело вздохнул народный комиссар. – Одно дело – история нашей с тобой войны, совсем иное – всей планеты, а то и дальнего космоса. Одно хорошо: теперь я точно знаю, кто наш противник и ради чего он все это затеял! А это уже немало. Впрочем, ты прав, нечего рефлексовать и время терять, его у нас и без того почти не осталось, поскольку завтра они повторят попытку. Записывай. Пленного зовут Теодор Мартин, он научный сотрудник секретной лаборатории правительства Конфедеративных Штатов Америки…

Земля, далекое будущее. Базовая историческая линия

Академику Сергееву слегка нездоровилось. Всему виной, разумеется, являлась изменчивая, несмотря на все ухищрения высокоатмосферной метеослужбы, погода человеческой прародины. Откровенно говоря, климат терраформированного Марса, не говоря уж про множество дальних колоний, казался Виталию Александровичу куда более подходящим для жизни. Особенно в его возрасте. Вот только имелось одно совсем небольшое, но весьма существенное «но»: Сергеев бы «невыездным».

О значении сего архаичного термина, пришедшего откуда-то из середины двадцатого века, помнили лишь считаные единицы профессиональных историков. И академик Сергеев в определенной мере относился к их числу. «В определенной», поскольку являлся сугубым технарем, физиком и математиком до мозга костей. А в довесок к последнему – еще и разработчиком всей теоретической (собственно, и практической тоже) базы проектов «Тренажер» и «Сосед». Потому и об истории тоже имел, гм, определенное представление. Или – если выражаться языком генерал-лейтенанта Роднина – «являлся отцом-основателем отечественной машины времени, как бы вы ни спорили с этим, соглашусь, достаточно дурацким термином, уважаемый профессор».