Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да. – Она застонала, когда он что-то сделал своими бедрами, его копье коснулось чувствительного местечка, горевшего от ласк его рта. – Твой…
– Пенис, – пробормотал Джулиан. – Твой, если ты этого хочешь. – У него перехватило дыхание, когда она начала извиваться. – Но… ааа… Эмма… О Господи! Решайся, если хочешь.
– Да, – прошептала она. – Я хочу этого.
Припав поцелуем к ее рту, Джулиан медленно начал проталкиваться в нее. Ощущение было странным. Это… гораздо толще, чем его пальцы… восхитительно… И вдруг она почувствовала боль.
Он остановился.
– Но это может быть…
– …больно, – договорила Эмма и впилась ногтями в его ягодицы. Да. Так и должно быть. Сладкая боль после стольких горьких страданий. – Продолжай.
Она укусила его плечо, когда он двинулся вперед. Это слишком… это невозможно… это… сделано. Эмма задохнулась от изумления. Он был в ней. Поразительное чувство полноты и наполненности; Когда Джулиан отступил, она протестующе вскрикнула. Он снова двинулся вперед, ее обдавало горячими волнами, на глазах выступили слезы. Он замер в ней – в ней! – и коснулся большим пальцем уголка ее глаза.
– Эмма, – тихо сказал он. – Ты…
Она слепо и яростно прижалась ртом к его губам, запустила руки в его волосы, сжала коленями его бока, чтобы удержать его. Джулиан шумно выдохнул и снова начал двигаться. Эмма ничего не сознавала, кроме тишины и этого тяжелого ритма, звука ее собственных приглушенных стонов. Его толчки становились все сильнее, ее сердце стучало в такт. Эмма выгнулась ему навстречу: невесомая, освобожденная и беспомощно распластавшаяся. Никакого выбора, только подчиняться ему, слизнуть испарину с его щеки и выбросить из головы все остальное. Все, кроме него. Вскрикнув, она обхватила его. Джулиан достиг кульминации, его тело вибрировало под ее руками.
Наверное, она тоже содрогалась. Эмма едва чувствовала, где заканчивается он и начинается она.
Джулиан ее поцеловал, и Эмма открыла глаза. Бесконечно далекие бесчисленные звезды, яркие и холодные, вернули ее к реальности. Она провела рукой по его влажной спине.
– Боже… – прошептал он.
За головой Джулиана вырисовывались руины, темнее, чем сама темнота. Земля такая черная, а руины так малы по сравнению со звездами.
Подняв голову, Джулиан загородил Эмме обзор, затем наклонился и поцеловал ее.
– Сколько всего можно прочить на твоем лице, – пробормотал он. – Эмма, вернись ко мне. Я здесь, с тобой.
Да, думала она, вот он, и чувствовала, что у нее внутри что-то перевернулось – старое горе или новая надежда. Ощущение было настолько острым, что она зарыдала. Должно быть, это поразило Джулиана. Он усадил ее к себе на колени, обнял и баюкал.
– Я здесь, – сказал он ей на ухо, когда слезы у нее полились градом. – Эмма, я здесь, с тобой. Послушай меня, я всегда буду рядом.
«Всегда, – думала она. – Он сказал «всегда», но забыл сказать «наконец». Наконец ты здесь. Слава Богу, наконец и навсегда».
На следующее утро они остановились перед плато, которое поднималось вертикально вверх от равнины. С точки зрения геологии это казалось столь же невероятным, как и то, что камни уронил с неба какой-то гигант. Соты жилищ цеплялись за подножие плоскогорья, побеленные стены сверкали на солнце.
– Деревня Сапнагар? – предположила Эмма.
Она сидела на лошади позади Джулиана, ее лошадь захромала и шла на поводу за ними. Джулиан поймал руку Эммы, лежавшую на его талии.
– Форт, – поправил он, поглаживая большим пальнем ее ладонь. – Посмотри на плато.
Все утро он словно невзначай постоянно прикасался к ней. От этого она чувствовала себя словно пьяной, смех то и дело накатывал на нее без всякой причины. Прикрыв глаза свободной рукой, Эмма, прищурившись, всматривалась в туман.
– Там, наверху, стены? Они высечены в горе!
– Форт неприступен уже два столетия. Махараджа мой старый друг. Это самое безопасное место, которое я только могу вообразить.
Извилистая дорожка вела через деревню. Наверху вход в массивную каменную крепость закрывали железные ворота. Высотой больше чем в три человеческих роста, они позеленели от времени и были покрыты несколькими рядами страшных шипов – чтобы отгонять слонов, пояснил Джулиан.
– Конечно, – сказала Эмма. – Индийский эквивалент тарана.
Его ответный смех, Джулиан много смеялся этим утром, был заглушён скрежетом металла. Маленькая дверь, которую Эмма не заметила, разглядывая ворота, открылась, и появились два стражника в белых туниках и шафрановых чалмах. Они коротко переговорили с Джулианом, потом один из них что-то выкрикнул. Створки ворот медленно отворились внутрь.
Джулиан направил лошадь по резко изгибающейся, выложенной плитами дорожке между высокими каменными стенами. Действительно крепость. И надежная тюрьма, подумала Эмма, если у хозяев есть желание использовать ее в таком качестве.
Уклон был слишком крутой и позволял вести лошадь только очень медленным шагом. Утомившись, Эмма уткнулась лбом в спину Джулиана.
Поднявшись на плато, дорожка расширилась, превратившись в дорогу, которая шла вдоль зубчатых бастионов и окружала центральную часть форта. Всадники спешились, и стражники повели их через внутренний двор и сад, украшенный фонтанами и скульптурами. Вскоре они оказались под огромной мраморной аркадой. Длинный пролет был разделен пополам мелким каналом, на воде плавало множество лепестков роз. Эмма глубоко вдохнула восхитительный запах.
Джулиан поговорил с провожатыми и, повернувшись к ней, улыбнулся, заметив, как она разглядывает воду.
– Это для прохлады, – объяснил он. – Знаешь, мне кажется, мы здесь не единственные английские гости. Неподалеку отсюда был лагерь, и оставшиеся в живых укрылись здесь. Хочешь встретиться и пообщаться с ними, пока я поговорю с махараджей?
Эмме не хотелось расставаться с ним. Но она кивнула и, строя предположения, прищурилась, глядя Джулиану вслед. Его сопровождали два вооруженных саблями стражника.
«Джулиан, – мысленно обратилась она к нему, – надеюсь, ты знаешь, что делаешь».
Ее провожатый жестом указал на другой проход. От него отходил лабиринт дорожек, свидетельствовавший об изощренном уме его создателей. Вслед за охранником Эмма шла по террасе, откуда был виден весь форт: сады, храмы, пыльные дворы, где упражнялись солдаты и продавали свой товар купцы. Решетки со сложным узором из цветов и виноградных лоз пропускали свет. Эмма искоса бросала взгляд на равнину, простиравшуюся до синего горизонта. Иногда решетки заканчивались, и ее вели по открытым площадкам, напоенным запахом тропического жасмина и рыжих лилий.
Эмма искренне надеялась, что самостоятельно искать обратную дорогу ей не придется.