* * *

Месяца через два наш «суперкрот» в Центральном разведывательном управлении США, Олдрич Эймс, сообщит, что больше всех о провале агента «Уэя» сожалеет и сокрушается Сэлли Грэйвс.

Но не потому, что она должна была последовать за мужем на погребальный костёр, как то предписывал обычай сати, о котором её во время бракосочетания в индуистском храме уведомил Полещук. Отнюдь!

Причиной её печали были обстоятельства более тривиальные. Сэлли Грэйвс попросту опасалась, как бы он (провал) не отразился на ее карьере — идея-то закладки тайника для «Уэя» принадлежала ей…

— Я беременна! Ты знаешь, во сколько мне обойдутся роды и содержание ребёнка?! — неслись из магнитофонных динамиков истошные вопли женщины, которая, судя по её произношению, была колумбийкой.

— Не волнуйся, я о тебе позабочусь, — абсолютно спокойно на чистейшем испанском отвечал мужской голос. — Пепита, прости, но я не могу сейчас с тобой говорить… Я перезвоню через пять минут из автомата…

Подобный разговор никогда бы не заинтересовал офицеров из ДАСС (колумбийская контрразведка), сидевших на «прослушке», если бы не одно обстоятельство: женщина звонила из Мадрида в советское посольство в Боготе.

Из окна дома, откуда вёлся контроль и запись телефонных переговоров сотрудников советской дипломатической миссии, «слухачи» вскоре увидели и сфотографировали высокого красивого молодого мужчину, направлявшегося к уличному телефону-автомату. Контрразведчикам потребовалось совсем немного времени, чтобы установить его личность, а перехваченный разговор подтвердил их догадки, что Александр Дмитриевич Огородник состоит в интимных отношениях с гражданкой Колумбии Пепитой Эдсон Арантис Гонсалес, в настоящий момент гостившей у родственников в Испании.

(Александр Огородник, референт министра иностранных дел СССР, известный читателю по роману Юлиана Семёнова и одноимённому фильму «ТАСС уполномочен заявить».)

* * *

Едва только самолёт испанской авиакомпании, выполнявший рейс Мадрид — Богота, вырулил к зданию аэропорта, к нему на огромной скорости подкатил джип с тонированными стёклами.

Пепита Гонсалес была буквально снята с трапа и доставлена в штаб-квартиру ДАСС, где её поставили перед дилеммой: либо она соглашается сотрудничать с контрразведкой, которая берёт на себя обязательство не препятствовать её любовным отношениям с русским, либо её возлюбленный будет скомпрометирован и выслан из страны, а она станет матерью-одиночкой.

Пепита, не видя выхода из создавшейся ситуации, сразу приняла предложение о сотрудничестве. В качестве первого доказательства своей готовности всячески помогать родной контрразведке она устроила сотрудникам ДАСС встречу с Огородником.

Однако тот ни о каком сотрудничестве с колумбийской спецслужбой и слышать не хотел. Он прямо заявил, что будет иметь дело только с ЦРУ.

Уж кому-кому, а Огороднику, агенту органов госбезопасности (оперативный псевдоним «Стахановец» ) с пятнадцатилетним стажем секретного сотрудничества, доподлинно были известны мощь и влияние американских спецслужб на процессы, происходившие в Латинской Америке вообще, и в Колумбии в частности.

К тому же от своего куратора, офицера КГБ, работавшего в советском посольстве под прикрытием советника посла, Огородник знал, что местная контрразведка и шага ступить не смела, не согласовав свои действия со старшими партнёрами — спецслужбами США.

Поэтому Огородник решил не размениваться на игры с колумбийскими контрразведчиками и инициативно сделал первый шаг навстречу Центральному разведывательному управлению.

…Спустя пару недель Огородник и «охотник за скальпами» из Лэнгли, некто Гербер Милтон, встретились в турецких банях, расположенных в фешенебельном районе Боготы.

В отличие от своей возлюбленной, Огородник-«Стахановец» не раболепствовал перед вербовщиком, а, приняв предложение работать на Управление, сразу поставил свои условия: американцы должны оплатить расходы Гонсалес по пребыванию в роддоме, поселить её с новорождённым в Мадриде и дать деньги, достаточные для открытия Центра по уходу за младенцами, оставленными своими родителями.

Надо сказать, что, согласившись выполнить условия сделки, ЦРУ изрядно рисковало, так как по сути покупало кота в мешке. Однако уже ближайшее будущее показало, что Управление в лице новоиспечённого агента приобрело особо ценного источника информации…

Из рапорта Гербера Милтона следовало, что русский давно изыскивал возможность вступить в контакт с кем-нибудь из ЦРУ, и лишь увлечение Пепитой отсрочило на время реализацию его намерения.

В последующем, когда Огородник формально «узаконит» свои отношения с Центральным разведывательным управлением, то есть ему будет присвоен оперативный псевдоним «Кнайт» и его примет на личную связь глава американской резидентуры в Боготе, высказанное им признание будет обращено против него.

Джонатан Уилс, резидент, памятуя о намерении Огородника инициативно вступить в контакт с кем-нибудь из сотрудников ЦРУ, постоянно в ходе явок твердил, что не верит в его искренность и лояльность, а однажды прямо в глаза заявил «Кнайту», что тот лжец и, вообще, «двурушник», так как по совместительству работает на КГБ.

Огородник, до этого не устававший терпеливо подчёркивать, что он — чистый дипломат, вдруг сорвался до ругательств в адрес своего куратора, а когда наконец совладал со своими эмоциями, то с обескураживающей готовностью согласился со всеми обвинениями:

— Да, вы правы, я — майор госбезопасности, а моя настоящая фамилия Пронин… Неужели не слышали? А между тем в Советском Союзе меня, майора Пронина, знает каждый школьник… Как же вы так опростоволосились, мистер Уилс?!

После этого Огородник выдал пришедшему в восторг от своей прозорливости оператору — расколол-таки! — подробности проведенных им в Боготе операций, которые, разумеется, были не чем иным, как «сорок бочек арестантов»…

Сорвался Огородник по одной простой причине: ему на память пришли события пятнадцатилетней давности, когда его вербовал сотрудник Особого отдела КГБ (военная контрразведка) капитан Матрёшкин, курировавший часть, в которой Александр проходил срочную военную службу.

В тот осенний вечер рядовой первого года службы Огородник никаких подвигов не планировал. Вернувшись в казарму после суточного наряда на кухне, он, не снимая сапог, в изнеможении повалился на койку. Спящего Огородника растолкал дневальный и приказал срочно явиться в штаб полка.

В Красном уголке штаба, под портретами Ленина и Хрущёва, его уже поджидали замполит подполковник Недрыгайло и капитан из Особого отдела КГБ полка по фамилии Матрёшкин.

Последний сразу взял инициативу в свои руки: