его воровитости и хулиганского поведения; как его ежегодно оставляли в каждом классе на второй год и, наконец, за непристойное поведение совсем убрали куда-то из школы. Но помнил он его как добродушного товарища. Теперь они встретились, совершенно на разных поприщах, и, хотя Павел с ним еще не разговаривал, но почувствовал, что в поселке Костя — незаурядная личность.

Секретарь после обеда немного задержался, а когда пришел, все уже были на местах.

— Можно к вам? — наклонившись над его столом, с улыбкой спросил Владыкин.

— Можно, — как и в детстве, в нос, проговорил тот, — а в чем дело, что нужно вам?

Владыкин вежливо попросил его выйти на террасу. Тот, нехотя, как-то испытывающе посмотрел в лицо, но вышел.

— Андреев? Костя? Из Подмосковья? — улыбаясь, продолжал спрашивать Павел старого дружка.

— Да, а вы кто? Я что-то никак не вспомню.

— А ты припомни школьные годы…

— Па-вел! — вскрикнул Костя, тиская его в объятиях. Забежав на минутку в отдел, Андреев подхватил Владыкина и торопливо, на ходу, рассказал коротко о своей судьбе:

— Я ведь здесь с 1932 года, как говорят, — с боем пробивались сюда, в эту глушь… Ну, сказать по правде, кое-как закончил семилетку, сам знаешь. Умерла мать, и как-то сразу ума прибавилось. Приняли меня в совпартшколу, потом направили в Москву в институт. Там научили, вот, говорить по-якутски и по-тунгузски, да и направили по партийной линии сюда, на освоение края. В институте познакомился с одной девушкой, поженились, да обоих нас — и сюда. Она у меня сейчас зав. библиотекой, вот, познакомься, — открыв дверь, завел он Павла. Их встретила щуплая, пожилая женщина низенького роста, с умными выразительными глазами на землистом лице.

После краткого знакомства и взаимных воспоминаний о прожитом прошлом, Андреев, узнав, что Владыкин ищет работу, предложил ему несколько самых выгодных вакантных мест, но Павел просил его о том, чтобы тот посодействовал устройству в совхозе. Оказалось, что главная администрация совхоза были однокурсниками Кости, и они безо всяких затруднений приняли его на работу в совхоз.

Владыкину всесторонне понравилось здесь: и уютная, чистенькая комната в общежитии, и любезность сотрудников и сотрудниц, и доступное прекрасное питание. Но на второй же день то томительное чувство, какое волновало душу на прииске, с каким-то новым приступом, подошло и здесь. Его нравственная неиспорченность, сочетаясь с впечатлительной внешностью, не могли остаться не замеченными женским окружением. В противоположность приискам, здесь мужчина был редким исключением. Заключенные женщины, которых здесь было не менее двухсот человек, всюду передвигались свободно, и поэтому, естественно, что под личиной тихой, уютной обстановки на лоне девственной природы, царил неукротимый разврат. Известие о прибытии нового юноши в поселок в тот же день облетело все население. На второй же день Владыкин заметил, как ему на глаза одна за другой стали, как бы случайно, попадаться принаряженные заключенные девушки. Одни любезно подметали пол в комнате и поправляли койку, другие заботливо осведомлялись, не нужно ли что постирать, третьи — просто подсаживались рядом, под предлогом послушать приисковые новости.

Владыкин выждал момент и поспешил укрыться за поселком, на берегу реки. В тишине, предавшись размышлению, он углубился в себя.

— Хм, не напрасно спросил меня шофер еще на месте: «Не жениться ли, парень надумал?» Видно, опытный был мужичок-то!

Конечно, Павел, живя на прииске, из рассказов мужчин не раз слышал о наличии женщин в совхозах, но вот это или иное что побудило его приехать сюда? Долго сидел он, размышляя об этом, и нашел, что двадцатишестилетнему юноше, не имеющему никаких перспектив впереди, утолив первые приступы голода, конечно, такое желание вполне естественно.

— Да, но ведь — это следующий грех, навстречу которому я сделал сам, добровольно, первый шаг, — думал он. — Я сам прибыл сюда, в этот вертеп. Неужели для того Господь сохранил мою юность от многих смертей, чтобы я добровольно прожигал ее здесь, на этом пиру любострастия? Но уж, если я не остановился, когда первый раз полез на машину, то здесь удержаться невозможно. Ах! Почему так поздно пришло ко мне это благоразумие? «Причина все та же, — как будто кто-то сказал ему в ответ, — человек, нарушивший общение с Богом, будет блуждать». О, теперь только милость Божья может вырвать меня из этого вертепа!

— Ой, простите, пожалуйста, не заметила! — услышал Павел по другую сторону куста звонкий девичий голос. Перед ним стояла совершенно обнаженная девица, впопыхах едва прикрывая наготу, делая вид, что она пришла купаться.

— Ну, начинается! — резко поднявшись на ноги, проговорил Павел и моментально скрылся за углом здания. — Что ж, что ищет человек, то и найдет, — с досадой осудил он себя. — А теперь, куда же ты бежишь и зачем? Кого обмануть хочешь — дьявола? — беспощадно продолжал бичевать себя он, садясь на скамейку.

Через несколько минут та же девица подойдя к Владыкину почти вплотную, села рядом с ним, продолжая извиняться:

— Вы простите, пожалуйста…мне так стыдно…я, как дурочка, даже не огляделась…

— Девушка, — резко возразил ей Павел, — иди своей дорогой. Если бы тебе было стыдно, ты месяц обходила бы меня за километр, и не дурочка ты, дурочка не сообразит так разыграть.

— Ха-ха-ха! — подскочила собеседница со скамейки и, не торопясь, пошла от Владыкина.

— Да, грех таков, он не отстанет, если не умертвить его, — заключил Павел и, поднявшись, скрылся в здании.

Много осад претерпел Владыкин, одна за другой они обрушивались на него, и один Бог только знает, что происходило в его душе. Некоторые из сотрудниц убеждали, видя его положение:

— Павел, ты найди себе какую-то одну… она за тебя сотне других глаза выцарапает, и ты спокоен будешь, а так не устоять тебе.

До самой зимы, он в свободные вечера уходил к Косте и за книгами проводил время, но увы, их с женою скоро отозвали в Магадан, и они распрощались насовсем. Вскоре, к своему глубокому сожалению, Павел получил известие, что оказывается, они оба с женою долгое время болели чахоткой, а в эту зиму, один за другим, умерли. Владыкин, лишившись единственно близких людей, стал чувствовать, что внутренние силы покидают его совсем. Он уже приглядывался ко многим женщинам, надеясь встретить среди них христианок, но все было тщетно. Наконец, одна из девиц понравилась ему своею отличительной скромностью, и он, заключив, что она христианка, познакомился с ней ближе. Но увы — это была ошибка, а сердце, как к магниту, уже успело прилепиться. Правда, по великой милости Божьей появилась существенная преграда, которая помешала развиться любви между ними. Девушка тяжело заболела, была положена в больницу, и Павел довольствовался только