а того, маленького, оставшегося без мамы. Потому что я, как никто, его понимаю.

Мои объятия Борьке нравятся, не вижу, но чувствую, как он улыбается и буквально тает от моих рук. А потом так же аккуратно у меня спрашивает:

— А что случилось с твоей мамой?

— Несчастный случай. Ее сбила машина на пешеходном переходе. Три дня мама боролась за жизнь, — отвечаю я, — тебе еще повезло, что у тебя был нормальный отец…

Борька неожиданно усмехается:

— Нормальным он, может быть, был мужем — для тебя, для мамы… но вот отец из него был херовым, — он сильно прижимает к себе мои руки, которыми я продолжаю его обнимать.

— Почему?

Борька молчит, и мне почему-то кажется, потому что он точного ответа дать не может. А я точно могу сказать: Игорю на своих детей все равно не было. Я же видела, знаю… может, в их детстве он не додал что-то, но в последнее время старался.

Я прекращаю обнимать Борю, а он мне тут же говорит:

— Я сегодня был у врача. Побеседовал, сдал анализы. Результаты скоро должны прислать.

— А ты вообще уверен, что тебе нужен ребенок? — тихо спрашиваю я и отворачиваюсь, кошусь на участок, отсюда открывается вид на ворота, высокие, как и забор. Веду взглядом вдоль него, прикидываю: а можно ли через него сигануть? Разве что вон там, где дерево… я гибкая, я смогу. Но вот Алешка, с ним на руках будет трудно.

— Я уверен, что он нужен нам, — отвечает Боря и обнимает меня сзади. Кладёт мне руки на живот, гладит, а потом ведет руками вниз, по бёдрам.

— И что, ты будешь ему отцом лучше, чем твой был тебе?

— Я очень сильно постараюсь, Крис, — Борька продолжает меня наглаживать, нервно даже… нет, блядь, возбужденно! Мне в спину уже упирается того доказательство. — И ты постараешься быть хорошей мамой. Я знаю.

Нихера ты не знаешь, придурок!

Господи, за что мне это?

Почему меня судьба свела с этой семейкой?

— Пойдем в спальню, Крис, порепетируем немного, — шепчет Боря и хватает меня за грудь, мнет, даже больно немного, с силой прижимается сзади. Начинает мацать, все сильней и даже остервенелей прижимаясь и прижимая. А я вдруг вижу Юру — он тоже свернул за угол и стоит у дома, наблюдает за нами с явным интересом, поджав губы в кривой усмешке. Твою же мать, и ему ведь нравится на нас смотреть! Два извращенца на эти квадратные метры — это чересчур. — Или, может, займёмся этим здесь? — он засовывает язык мне в ухо, противно и мокро. — Хочешь, я тебя трахну на качелях, на настоящих?

— Давай лучше в дом, а то тут все же есть лишние глаза, — отвечаю я.

Борька резко отрывается от изнасилования моего уха и смотрит в сторону Юры.

— Ну подумаешь, пусть смотрит, жалко, что ли?

— Ты же говорил мне, что ему запрещено ко мне прикасаться и смотреть на меня, помнишь? — Боря неуверенно кивает. — И вообще, по-твоему, это нормально? Да он сейчас член достанет и дрочить начнет… — не сдерживаясь, возмущаюсь я. — Постой… камера в моей комнате… этот Юрасик наблюдает за нами, когда мы?.. — меня аж передёргивает от догадки.

41

— Может, он и хочет подрочить, но не может, — усмехается Боря. — Я же не просто так выбрал именно его.

— Ты о чем?

— Юрка — солдафон до мозга костей. Когда начались военные действия в ближайшем к нам государстве, Юра помчался туда. И… остался без мужского достоинства. Вот такая печалька у него, Крис.

Я хмурюсь от услышанного, давя в себе еще один приступ жалости. Что-то я мягкой становлюсь, глупость же жалеть своего надзирателя?

— Он убивал? — зачем-то спрашиваю я.

— Он кинолог, профессиональный, натравливает собачек, и те людей убивают…

Липкий пот катится по моей спине. Все, жалости, как не бывало. И это с таким садистом мой Алешка проводит столько времени?

У Борьки вдруг пищит телефон, он лезет в карман, несколько секунд вдумчиво, листая, что-то читает и в процессе начинает улыбаться.

— Поздравь меня… а точнее нас. Анализы хорошие. Чист, почти как стеклышко, разве что остатки распадов каких-то там веществ…

— А так бывает? — случайно произношу я вслух то, о чем подумала.

— Я всегда осторожен, Крис, и дрянь беру качественную, — фыркает Боря, — так что все эти распады мы быстро выведем, так врач сказал. Психолога мне еще назначил, чтоб не сорвался. А я же не сорвусь ради нас, — он гладит мой живот, как будущий отец, любящий муж обычно гладит пузо беременной избранницы. Меня аж передёргивает.

— А насчет камеры, — вдруг произносит Боря, — она запаролена, и прежде чем к тебе прийти, я ее отключаю. Так что не переживай, в эти моменты мы одни… — он вновь возвращается с ласками к моей груди и с придыханием спрашивает: — Нагулялась? Идем?

Киваю молча и послушно иду рядом с Борькой к дому, по пути стараясь охватить взглядом большую часть пространства. Не получается, Борька двигается слишком быстро, как же ему не терпится!

Мы заходим в дом, сразу же идем к лестнице, поднимаемся наверх. И едва за нами закрывается, а потом запирается дверь, Боря начинает меня нервно раздевать. А я, послушная как кукла, позволяю ему это. Потом так же послушно ложусь в постель. И не менее послушно принимаю Борькины ласки. Кажется, для меня это становится привычным и особого труда не составляет. Разве что изображать ближе к концу, что мне охренительно хорошо. Стараюсь, как могу, и Боря этому верит. Полежав в сладкой неге, Борька не уходит. Он принимает душ, зовёт меня к себе. Со странной нежностью моет меня мочалкой, а потом мы возвращаемся в постель. Нет, не очередной секс, Боря просто ложится, забравшись под одеяло, и притягивает меня к себе. Впервые он решает провести со мной всю ночь, причем вот так, засыпая рядом. Что это, приступ нежности или новый лимит доверия? Я ему нужна все сильней, все больше в его воспаленном мозгу. А я делаю все ж успехи. Начинаю по чуть-чуть манипулировать этим козлом.

Во сне он меня обнимает, а мне бы хотелось, чтобы рядом сейчас был не он, а Алешка. Где там мой зверь? Что с ним делает Юрасик, будь он неладен? Эти мысли не дают мне уснуть. А Борькина рука на талии становится все тяжелей.

Неужели этот сукин сын и правда меня любит? Ведь любовь разная бывает, может быть вот такой, какой являет ее мне бывший пасынок?

Да ну