Тем не менее популярность карате набирала обороты. Тут я не стану перечислять известные факты, а просто вспомню свой каратистский опыт. У меня был знакомый, приятель даже. Мы учились в соседних классах. Еще он тренировался в прыжках с шестом, но успеха не добился. Затем этот приятель Николай поступил в институт физкультуры. Как-то я его встретил, году в 73-м, и узнал, что в городе существуют секции карате, куда он готов меня пригласить. Я радостно согласился, да и брата Александра взял. Занятия стоили рублей 30 в месяц, но с нас Николай по старой дружбе денег брать не стал. Собирались в спортивном зале средней школы неподалеку от станции метро «Нарвская». На дверях висел бумажный лист с надписью: «Занятия по общефизической подготовке». Таким способом секция маскировалась. В нашей группе было человек двадцать. Надев кимоно, мы скакали по занозистому деревянному полу босиком и на корточках. Отжимались от пола на кулаках. Совершали всевозможные балетные пируэты – назывались они катами. Когда ты не один, а целой группой в едином ритме повторяешь определенный набор движений, который складывается из шагов в низкой стойке, имитаций ударов и блоков, криков, то возникает яркое ощущение причастности к тайнам мира…

Могу смело сказать, к середине 70-х Ленинград находился в состояние каратистского исступления. Как когда-то еще в школьные годы можно было отличить в толпе прохожих юного битломана, так и теперь, спускаясь, к примеру, по эскалатору метро, ты видел то тут, то там сосредоточенное молодое лицо, гордую посадку головы и ладонь, которую каратист набивал ребром о поручни… Думаю, это великая русская способность впитывать чужое и делать своим.

Карате мгновенно стало коммерческим предприятием. Групп по Ленинграду тренировалось много. Зачастую тренеры не обладали высокой квалификацией, но тренирующиеся исправно платили. Да еще и покупали кимоно в большом количестве. Их шили по домам и продавали в обход социалистического государства. Было и у меня белое, купленное рублей за 35. Всего я ходил на подпольные занятия года три. Но в соревнованиях не участвовал, боясь получить травму. Все-таки за прыжки в высоту я получал деньги и содержал на эти деньги семью. А холостой брат Саша на соревнования как-то отправился. Наша группа, занимавшаяся бесконтактным стилем, встретилась с теми, кто по-настоящему бил в морду. Против брата Саши вышел уже довольно умелый каратист. Хотя соревнования предполагалось проводить в бесконтактном стиле, но на татами закипела настоящая драка. После пропущенных ударов брат принял боевое кибо-даци и провел мая-гири сопернику прямо в промежность. Поверженный противник стал прыгать на корточках и вскрикивать «Ой-ей-ей!».

А брата Сашу с соревнования сняли на нарушение правил.

Самым известным в Ленинграде каратистским объединением к середине 70-х стал клуб «Олимп». Им руководил Владимир Илларионов. Звали его просто Ларин. Чуть позднее Ларин несколько раз выигрывал первенства Советского Союза. А затем оказался осужденным по уголовной статье. Я с ним однажды пересекся. Тренер Коля, когда я его спросил, где в городе есть что-нибудь классом повыше, отвел меня к Илларионову. Помню помещение где-то в районе цирка на Фонтанке. Мой тренер, приняв восточную позу покорности, подошел к Ларину, который даже не обернулся, и что-то сказал. Ларин ответил короткими рычащими фразами, чуть ли не по-японски… Когда мы оказались на улице, тренер Коля сказал мне, что шеф «Олимпа» готов принять мастера спорта по легкой атлетике Рекшана в группу при условии своевременной оплаты занятий. Я от предложения отказался, и скоро заниматься карате перестал. Но некоторые знакомства сохранил. Помню Колю Федорова – с ним я познакомился через брата, известного барда Витю Федорова. В августе 81-го в Ленинграде прошел сенсационный матч местных каратистов с мастерами из Осаки. Ленинградцы японцев, насколько я помню, победили. Выступал на том матче и Николай Федоров. Как-то мы с ним пытались проводить спарринг после возлияния. Сухое вино все-таки нарушило координацию мастера карате, и он, хотя и летал по воздуху, как герой компьютерной игры, в меня не попал.

В 1983 году карате в Советском Союзе запретили. Оказывается, боевики Леха Валенсы, лидера польской «Солидарности», состояли из членов секций карате и успешно бились с тамошней полицией.

Расцвет воинских искусств наступил в VI веке нашей эры. Китаец Бодхидхарма, в Японии известный как Бодай-Дарума, соединил существовавшие до него приемы борьбы с техникой и философией йоги и постулатами дзен-буддизма. Само карате как система сложилось на японском острове Окинава в XIV–XVIII веках. Поскольку местные власти постоянно вводили запреты на ношение оружия, население нашло способ самозащиты с помощью карате.

Кинофильмы и появление таких медийных фигур, как Брюс Ли, сделали карате всемирно известным и популярным. Но это все-таки результат распространившейся моды.

А Европа – это неразделимый организм, выросший из системы миропонимания, заложенного еще в античной Греции. А Греция – это, ко всему прочему, и Олимпийские игры. Удивительно, но мы знаем имя первого олимпийского чемпиона и дату, когда произошло это событие. Оно случилось в 776 году до нашей эры в религиозном центре Греции – Олимпии. Тогда соревновались лишь в беге на одну стадию, 192 метра. Победил в соревнованиях профессиональный повар и бегун-любитель Короибос.

Закончу главу словами ленинградского тренера Виктора Алексеева: «Хотим мы или не хотим, но мы бессознательно гордимся людьми, совершенными в движениях, и видим в них себя…»

«Ленинградское время» моего повествования застряло в середине 70-х годов прошлого столетия потому, что в процессе инвентаризации памяти возникают все новые и новые истории и реалии тех лет. Такое ощущение, что я разбираю архив и постоянно нахожу среди пыльных бумаг дорогие моему сердцу документы.

К середине 70-х мое поколение начало активно бракосочетаться. Постоянно приглашали на свадьбы, да и сам я женился. Некоторые совершали ритуал во Дворцах бракосочетаний. Такая пошла мода, поскольку открылись для этой цели дворцы на Английской набережной и на улице Петра Лаврова. Они и теперь совершают там свое богоугодное дело, но в 70-е это еще казалось экзотикой. По дворцам вперемежку с брачующимися ходили делегации иностранных туристов. Помню, женим первого заводилу нашей университетской компании Никиту Лызлова во дворце на Неве. Взволнованные жених с невестой стоят возле золоченых дверей. Мы с Олегом Савиновым пристроились с букетами в хвосте ожидающих. В руках у Олега костыль, на ноге гипс. Накануне он, ускользая от ревнивого мужа одной своей лирической знакомой, выпрыгнул в окно и сломал пятку. Вид у него в гипсе устрашающий. И тут к нам с вежливой улыбкой подходит женщина-экскурсовод и спрашивает:

– Вы не разрешите группе итальянских гостей поприсутствовать на церемонии? Им бы очень хотелось посмотреть, как русские делают это.

Олег соглашается моментально:

– Конечно, можно. Жених и невеста сочтут за честь.

Итальянская делегация – человек двадцать пять. На вид не светловолосые северяне-лангобарды, а темнолицые южане или даже сицилийцы, как мы их представляли из фильмов про мафию. Жених, невеста, родня брачующихся за спиной сицилийцев не видят… И вот двери распахиваются, звучит Мендельсон. В прекрасной дворцовой зале проходит церемония. Прочувствованные слова произносит депутат. Тут же внушительная шеренга мафиозов. Когда жених и невеста подписывают документ и поднимают головы… Помню выражение ужаса на лице товарища. После он, смеясь, рассказывал, что первой мыслью было: «Откуда эти кавказцы? Как я их за стол посажу? На какие стулья?..» В свадебном фотоальбоме сицилийцы остались навсегда.