Автор монгольской эпохи Ибн аль-Муханна приводит вместе, на одной и той же странице, слова ярлык и тугра, но известно, что слово тугра и потом употреблялось только сельджукскими и, после них, османскими тюрками и совершенно не было известно в Средней Азии. Вопрос о происхождении этого культурного слова, принесенного огузами в Западную Азию и совершенно неизвестного другим тюркам, представляет большой интерес для историка.

О других сторонах культурной жизни тюрок нам придется говорить в следующей лекции в связи с вопросом о культурных связях тюрок с Западом и Востоком в последние века до монгольского нашествия.

Махмуд Кашгарский сообщает некоторые сведения о борьбе Караханидов на севере с народом ябаку, более ни у кого не встречающиеся, и на востоке с уйгурами, но ничего не говорит о начавшейся еще в первой половине XI века борьбе с китаями, которые тогда приобрели господство на Дальнем Востоке. Мы видели, что по имени этого народа главная культурная страна Дальнего Востока до сих пор носит у русских, монголов и отчасти у мусульман название Китай, хотя господство в этой стране китаев прекратилось уже в XII веке, а народ и его язык, вероятно, прекратили свое существование в эпоху Монгольской империи. Во время своего господства в Китае китаи дали своей династии название Ляо, и под этим именем она известна в китайской истории; в мусульманских источниках это династическое название не встречается. Народ носит у мусульманских историков название «хытай».

Овладев Северным Китаем, императоры династии Ляо утвердили свою власть и в Монголии, где в 924 году встретили мусульманских купцов; об этой встрече мы узнаем только из китайских источников, но не из мусульманских. Киргизы были вытеснены китаями из Монголии и вернулись, по-видимому, на Енисей, где мы встречаем их потом. Китаям подчинились и прежние владыки Монголии, уйгуры, жившие тогда в Китайском Туркестане. Китай предлагали уйгурам вернуться в свои прежние земли в Монголии, но этим предложением народ, успевший привыкнуть в Китайском Туркестане к земледельческой и городской жизни, не захотел воспользоваться.

Писавшие по-арабски историки, начиная с современника Махмуда Газневидского Утби[92], часто говорят о нашествиях на государство Караханидов с востока, причем приписывают все эти нашествия китаям. Если бы это были военные походы, предпринимавшиеся китаями, то о них едва ли могла бы умолчать китайская «История династии Ляо», между тем никаких сведений о походах китаев на запад там не оказалось. Гораздо вероятнее, что в то время шли на запад не сами Китай, но приведенные ими в движение монгольские народы, занявшие сначала Восточную, потом Западную Монголию. Такое впечатление производит письмо, посланное одним из несторианских епископов Средней Азии несторианскому католикосу в Багдад; в письме говорится о нашествии народа, разделявшегося на восемь родов. Очень вероятно, что речь идет о найманах, монгольском народе, занимавшем в эпоху Чингисхана Западную Монголию. Слово «найман» значит по-монгольски «восемь», что указывает на разделение этого народа на восемь родов.

Династия Ляо, может быть, более всех других инородческих династий, правивших в Китае, усвоила китайскую культуру; последним представителям ее, однако, пришлось уйти из Китая, когда в Маньчжурии усилились чжурчжэни, у мусульман джурджи, народ тунгусского происхождения. В 1125 году чжурчжэни покорили государство династии Ляо и заняли ее место в Северном Китае, где основали «Золотую династию» (Цзинь — по-китайски, Алтан-ханы — по-монгольски, Алтун-ханы — по-тюркски). Последний представитель династии Ляо тогда ушел на запад, но за ним последовала только часть его народа; другие китаи остались в Китае, подчинились чжурчжэням и потом, во время усиления Чингисхана и его войны с чжурчжэнями, подняли против них восстание. Мусульманские источники впоследствии дают одно и то же название (кара-китай) как китаям, ушедшим на запад, так и китаям, подчинившимся власти чжурчжэней.

О движении китаев на запад мы находим в мусульманских источниках более ясные и полные известия, чем в китайских. Китайцы упоминают только о движении китаев, под властью родственника последнего императора династии Ляо, через страну уйгуров, оказавших им поддержку, в Восточный Туркестан. Только из мусульманских источников мы знаем, что это движение кончилось неудачно; китай были совершенно разбиты кашгарским ханом, и об этой победе ислама сельджукский султан Санджар написал халифу. Успех имело движение другой части кара-китаев, более северным путем, через Западную Монголию, где они у верховьев Енисея подверглись нападению со стороны киргизов, но счастливо миновали эту местность, прошли несколько дальше на юго-запад и основали город Эмиль в районе Чугучака, в местности, где в XI веке происходили войны Караханидов с народом ябаку. По-видимому, эта местность оставалась и в XII веке, как в XI веке, вне влияния ислама; самым северным мусульманским владением с этой стороны была по-прежнему область города Баласагуна, находившаяся под властью одного из Караханидов. На этот раз Караханидам не удалось, как столетием раньше, когда враг был уже в восьми днях пути от Баласагуна, отразить нашествие. Победе китаев содействовали раздоры междуханом и находившимися у него на службе кочевниками; китай приняли сторону хана в этой борьбе, но, освободив его от противников, устранили его самого и заняли его область, которая с тех пор сделалась местопребыванием главы кара-китайского государства. Оттуда кара-китаи подчинили себе Кашгарское ханство, которое им не удалось завоевать с востока, и предприняли поход на северо-восток для наказания своих прежних врагов — киргизов; под властью их оставались и уйгуры. В 1137 году они вмешались в дела Западного Туркестана, где также происходила борьба между ханами и предводителями кочевников, причем на этот раз кара-китаи приняли сторону кочевников против хана, а не наоборот, как в Баласагуне. Самаркандский хан был разбит около Ходжента; в 1141 году от кара-китаев потерпел поражение в степи Катван, к северу от Самарканда, сам султан Санджар. Это поражение могущественного сельджукского султана в борьбе с неверными произвело сильное впечатление на современников; темные известия о нем дошли до крестоносцев, которые в то время вели борьбу с мусульманами в Палестине и Северной Месопотамии. Событием 1141 года, по-видимому, была создана в Европе легенда, будто с востока нападает на мусульманский мир и идет на соединение со своими единоверцами в Палестине какой-то царь-священник Иоанн.

В действительности кара-китаи тогда остановились на Амударье, впоследствии подчинили себе еще область к югу от этой реки с городом Балхом; их верховной власти подчинился весь мусульманский Туркестан до Бухары включительно и Хорезм. Кара-китайские императоры, жившие около Баласагуна, назывались одинаково у мусульман и у монголов гурханами; этот титул не встречается, по-видимому, ни прежде, ни после, и происхождение его остается загадочным; мусульманские авторы придают ему значение «хан ханов». Под властью гурханов находилась огромная территория от Хорезма до страны уйгуров, но в Китае у них больше не было владений; тем не менее китайские историки причисляют и этих Западных Ляо к китайским императорским династиям, приводят названия «годов правления» отдельных императоров по принятому в Китае обычаю обозначать этими «годами правления» время отдельных событий, не употребляя собственного имени императора, вследствие чего иностранцы, мусульмане и европейцы, часто употребляли в смысле имени императора название его «годов правления». В истории это единственный случай, что инородческую династию, потерявшую свои владения в Китае, все-таки продолжали причислять к китайским императорским династиям; когда в XIV веке из Китая были вытеснены монголы, то этим самым считалась прекратившейся династия Юань (так называли потомков Чингисхана) как китайская императорская династия и ни о каких «годах правления» потомков Чингисхана, правивших в одной Монголии, не было речи. Факт, что только для династии Ляо было сделано исключение, наглядно показывает, насколько кара-китаями была усвоена культура «Поднебесной империи»; по-видимому, их почти перестали считать инородцами.