Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4. Golden Hind («Золотая лань») сэра Фрэнсиса Дрейка
В водах Восточной Азии пираты тоже прибегали к маскировке и хитрости, чтобы одержать верх над своими жертвами — хорошо вооруженными и защищенными морскими джонками. Но они шли дальше имитации беззащитных торговых кораблей в море: они атаковали корабли в портах или в крупных китайских речных системах и часто даже совершали набеги на ничего не подозревающие прибрежные города — в этих случаях они одевались и вели себя как представители государственной власти, ополченцы, паромщики или странствующие торговцы. Часто эта дерзкая уловка срабатывала безотказно, и захваченные врасплох речные суда или города разграблялись пиратами в мгновение ока и без малейшего сопротивления{238}. В Южно-Китайском море непревзойденными мастерами маскировки и хитрости, а также искусства прятаться у всех на виду считались пираты-ирануны с Минданао. Они делали это, копируя вид и поведение местных рыболовецких судов, пряча при этом оружие под матрасами и скрывая бóльшую часть бойцов до последнего момента{239}. Встречу с таким судном в 1857 году живо описывает очевидец — испанский колониальный офицер, подполковник Ибаньес-и-Гарсия:
Море было спокойным, не считая серебристой зыби от киля корабля, без усилий рассекавшего темно-синие воды близ острова Бохоль. Открывавшееся впереди огромное пространство было усеяно чайками, увлеченными своей ежедневной воздушной акробатикой, — тут и там они ныряли в океан за лакомой добычей. ‹…› И вот началось. Будто из ниоткуда появились две лодки и начали быстро приближаться. «Рыбаки караулят свой улов», — подумали мы. Но вскоре нашего благодушия как не бывало. Молниеносно через перила были перекинуты две большие деревянные доски… и тут же по ним проворно перебрались размахивающие мечами темнокожие люди. Я и мои товарищи оказались в ловушке. В это время кто-то поджег обшивку корабля{240}.
Таким образом подполковник и его соратники стали пленниками, и за них потребовали выкуп. Он был не первым и не последним: как мы увидим, спрятаться у всех на виду, выдав себя за рыбацкое судно, а потом внезапно нанести удар — подобная тактика и по сей день применяется современными пиратами в этих водах.
Отчаянные сражения на море
Маскировка и хитрость срабатывали не всегда; если намеченная жертва была во всеоружии, битва становилась неизбежной. Как и в период, рассмотренный в I части, сражения, как правило, были долгими и кровопролитными, а теперь, с появлением корабельной артиллерии, более чем когда-либо. Пираты использовали артиллерию не для того, чтобы топить выбранные корабли, а для того, чтобы парализовать их движение и в ходе подготовки к абордажу нанести тяжелые потери команде. Поэтому вместо крупнокалиберных пушек с ядрами весом до 60 фунтов (27,2 кг), пробивающими деревянную обшивку кораблей, отдавалось предпочтение легким орудиям вроде кулеврин[28], ручных кулеврин и фальконетов[29], которые обладали большей дальностью стрельбы и большей скоростью по сравнению с пушками, а их снаряды весом от 5 (2,2 кг) до 15 (6,8 кг) фунтов пробивали обшивку, уничтожая всех и вся на своем пути, но не приводили к затоплению корабля{241}. В силу того что огонь пиратов был в основном нескоординированным, в отличие от артиллерийских ударов регулярных военных кораблей, не всегда все получалось так, как было задумано. Пиратский капитан Роберт Каллифорд на собственной шкуре испытал, насколько неэффективными и бессмысленными бывали порой такие бои: в 1697 году его корабль Mocha Frigate несколько дней выслеживал судно Ост-Индской компании Dorrill и втянул его в череду перестрелок, которые продлились много часов, но не нанесли Dorrill серьезных повреждений и не позволили подойти достаточно близко, чтобы взять судно на абордаж.
Однако обычно, когда с помощью удачных залпов картечи и мушкетного огня удавалось обездвижить намеченную цель и уменьшить число защитников, начинался абордаж и отчаянный рукопашный бой. Нападающие обычно предпочитали оружие ближнего действия: пистолеты, абордажные сабли, кортики, топоры и тому подобное, — оно идеально подходило для рукопашного боя в ограниченном пространстве. Обороняющиеся, в свою очередь, успешно использовали (или, по крайней мере, пытались использовать в самом начале) древковое оружие вроде копий, пик или алебард. В конце концов, «с врагом, который только и ждет, чтобы перемахнуть через борт или даже взобраться на него, лучше иметь дело на расстоянии длиннее вытянутой руки»{242}. В помощь современному оружию — пистолетам (с XVI века), аркебузам (до конца XVII века) и мушкетам (с XVII века) — по-прежнему широко применялись старые виды вооружения вроде лука и стрел: они были точными и надежными и, в отличие от более современного огнестрельного оружия, не требовали (сухого) пороха и искры — двух условий, которые непросто обеспечить в открытом море{243}.
То, что морские сражения могут быть затяжными и кровавыми, вновь и вновь находило свои подтверждения. В апреле 1607 года Джон Уорд, командовавший двумя тунисскими корсарскими кораблями, ходившими вдоль турецкого побережья в поисках жертвы, обнаружил ее в виде огромного венецианского корабля Reniera e Soderina, 1500-тонного торгового судна{244}. Во времена, когда судно водоизмещением в 500 тонн уже считалось крупным, такие аргозии (название дано по городу Рагузе, где строили подобные корабли) представляли собой настоящие «плавучие крепости». Поскольку аргозия была намного больше двух судов самого Уорда, его маленькая флотилия обстреливала противника из орудий на протяжении трех часов в надежде, что он сдастся{245}. Но растерзанное венецианское судно не спускало флаг, более того, члены команды приготовились отразить любую попытку абордажа, собравшись на полубаке и квартердеке. Сразу после этого два корабля Уорда дали последний залп цепными ядрами{246}. Отчет венецианских властей так описывает произошедшее:
Их планы, рассчитанные на устрашение, прекрасно удались, потому что двое из тех, кто защищал квартердек, были сражены одним из их выстрелов, а когда они были ранены и даже разорваны на куски, все остальные бежали, бросив все свое оружие на квартердеке, и поспешили к своим вещам, даже когда два судна приближались к ним{247}.
Венецианскому капитану, не