Очень скоро пространство перед пабом было забито до отказа, публика возбужденно шумела. Когда пробило 11, все вокруг стихло. Прожектора притушили, и глаза присутствующих устремились на дверь в комнату отдыха. Внезапно из музыкального автомата в пабе грянула энергичная поп-классика семидесятых — а конкретно, песня группы «Спаркс» «Этот город слишком мал для двоих», — прожекторы врубили на полную мощность, и из комнаты отдыха вразвалочку вышел первый участник; его приветствовали — кто бешеными аплодисментами, а кто словесными оскорблениями. Держа в руках микрофон, хозяин паба представил участника: «Стероид — пятифутовый с двумя дюймами генератор пограничного психоза из объединения „Гольфклуб“». Стероид, он же Шейн Уоткинс, двинулся к залитому светом мату, раздавая по пути тумаки зрителям в первом ряду, и в этот момент на арене появился его противник Маменькин Сынок, и опять под энергичную поп-классику группы «Спаркс» «Этот город слишком мал для двоих». У музыкального автомата в пабе очень ограниченный репертуар. Либо «Спаркс», либо Эния.

Луч прожектора метался между борцами. Во многих первых раундах Стероид добивался преимущества, пока Маменькин Сынок не воспользовался своим фирменным приемом — бутылкой с отбитым горлышком. И все же победу торжествовал Стероид, завоевав себе место в финале классическим броском «газонокосилкой по харе». В заключительной схватке ему противостоял таинственный Инспектор Брайант в маске, победитель обожаемого многими Чистильщика.

Это была жестокая битва, однако тридцати минут, а также поразительной смекалки, несгибаемого упорства и пачки разоблачительных снимков оказалось достаточно, чтобы списать Стероида в резерв. Инспектор в маске покидал арену, вздымая над головой пояс чемпиона под хор разочарованных голосов и «Поток Ориноко» Энии.

12-е, понедельник

Первый день Стивена-младшего в драмшколе. Отрадно наблюдать, как он тянется к чему-то, кроме бессмысленного насилия и батончиков «Лайон». Сегодня им прочли вводную лекцию с подробным перечислением учебных предметов. Программа очень сложная — там есть все от навыков быстрого переодевания до звучного рекламирования «Большого дела».[53]Для начала Стивен-младший выбрал спецкурс «Работа в массовке: Как идеально раствориться в толпе» и «От перерасхода бюджета к цифровой съемке».

13-е, вторник

Потрясающе! Стивен-младший всего второй день в школе, а ему уже дали роль в школьной рождественской постановке «Легкий расслабон», это будет спектакль по мотивам мюзикла о близнецах Крэй,[54]снятого Стивеном Сондхаймом. Он будет играть хозяина кебабной лавки. Даже на Стивена это произвело впечатление, когда я ему рассказала, хотя он по-прежнему твердит, что актер — это не профессия и что его сыну следует найти себе дело, более подходящее для «настоящего мужчины», — например, настоящую кебабную лавку.

14-е, среда

Вдохновленная успехами Стивена-младшего, я решила снова пойти на курсы. К сожалению, литературного творчества в этом семестре не будет: преподаватель взял творческий отпуск, чтобы совершить кругосветное путешествие (путешествует он на воздушном шаре, а значит, вернется месяца через три, не раньше), поэтому я остановила свой выбор на курсах поэзии. Преподавательница, Анджела Вордсмит, — публикующийся поэт и просто очаровательная личность. Держится она с подобающим достоинством и очень элегантна — словом, похожа на меня, когда я была чуточку помоложе. Кажется, я ей приглянулась, — видимо, она угадала во мне родственную душу; в конце концов, у меня действительно поэтическая душа. Ума не приложу, почему я раньше не занялась поэзией. Столько лет тратила созидательную энергию впустую. Слава богу, я вовремя одумалась, иначе мир навеки лишился бы моих гениальных творений.

Сегодня состоялось неформальное ознакомительное занятие, устроенное с очевидной целью ввести в курс дела людей, менее одаренных, чем я. Мы сели в кружок и принялись рассказывать о любимых поэтах. Признаться, мне было немного стыдно за окружающих: все они уныло повторяли имена «обычных подозреваемых» — Китс, Байрон, Кольридж… Честное слово, можно подумать, что с двенадцатого века не было написано ни единой поэтической строчки.

Затем нам дали небольшое задание: за 10 минут написать стихотворение, или «зафиксировать поток сознания», как выразилась мисс Вордсмит, на тему «осень». Далее все по очереди читали то, что у них получилась. Сперва я немного нервничала, но, прослушав несколько первых выступлений, поняла, что мне не о чем беспокоиться. Когда очередь дошла до меня, я уверенно встала и, держа лист А4 на расстоянии вытянутой руки, начала читать. Я так горжусь моим произведением, что вставила его в дневник в назидание потомкам…

Эдна Фрай (миссис)

ОСЕНЬ

Встала я утром, отдернула штору:

Что за дела — чокнуться впору!

Землю укрыли ковром цветастым,

Коричнево-желтым и оранжево-красным.

Спросила себя, вмиг лишившись покоя:

«Ковер на земле? Не бывает такого!»

Вгляделась: деревья стоят, хоть облезли,

И небо на месте, лишь пчелы исчезли.

Деревья все голы; поесть бы, однако,

И я смолотила без зелени завтрак:

Хлеб белый с маслом и мармеладом,

Бекон, и шмекон, и яйца со спамом.

Когда ж я налопалась и стихли все бульканья,

И все чмоки причмокнулись, и срухмакались хрумканья,

Я стала думать. Так и этак рядила,

Пока муза моя нарядная меня не просветила.

Если мыслями мыслят, а резоны резонны,

То недели не делают, а сезон по сезону.

Будь мы в Австралии, встречали б весну,

Но мы-то в Англии и уже проводили одну!

Я засмеялась: как же все просто,

Проще простого этот самый простенький вопростик!

Хлопнув по пузу набитому и топнув ногою раз восемь,

Хохоча, я воскликнула: «Да это же осень!»

И с тех пор, когда на улицах листьев кучи,

Шарфы нашеены и перчатки наручены,

И завтрак умят, а живот распирает от снеди,

Я знаю, что это за время года, — оснеденное.

На место я села совершенно измученная. Не ошибусь, если скажу, что группа была заметно ошеломлена глубинным напором и мощью моего выступления. Все сидели открыв рты, и так продолжалось довольно долго; тишину нарушила Анджела — она громко захлопала и объявила, что занятие окончено.

Я привыкла щадить чувства других людей, поэтому дождалась, пока все выйдут, прежде чем спросить мисс Вордсмит, что она думает о моем стихотворении. Анджела была чрезвычайно доброжелательна. Положив руку мне на плечо, она сказала, что я обладаю «отчетливо собственным поэтическим голосом». Я не из тех, кто проявляет эмоции на людях, — или дома, если уж на то пошло, разве что воскресным утром, — но должна признаться: когда я шла домой из общественного колледжа, в моей походке угадывались — едва-едва — легкие подскоки. Наконец-то меня открыли!