– Что именно?

– Я видел что-то блестящее у тебя на ладони.

Бекка закивала, тряся светлыми кудряшками, и согласно замычала. В ней было что-то непристойное, грубое и неприятное.

– Ничего особенного, – сказала Лиза, ощупав свой карман. – Просто ключ от дома.

Двери их дома никогда не запирали. Она надеялась, что Джеральд не попросит предъявить ключ.

Джеральд посмотрел на нее, покачал головой и поправил очки.

– Ну конечно, Лиза, ну конечно. – Его голос напоминал комариное жужжание. – Но дело в том, что ты несносная лгунья. Поэтому я вынужден спросить себя: «Почему она не говорит правду? Что наша добрая Лиза прячет от тебя?» Так что же это, Лиза? Наш Стьюи вручил тебе обручальное кольцо или что-то еще? Ты теперь встречаешься со своей кузиной?

Эви отреагировала быстрее, чем Лиза ожидала. Она схватила Джеральда за левую лодыжку и резко дернула. Он шатнулся вперед, размахивая руками, как крыльями ветряной мельницы, и рухнул в яму. Само падение произошло как в замедленной съемке; казалось, будто он завис в воздухе, беспомощно размахивая руками и пытаясь бороться с силой тяготения. Потом он с воплем приземлился у ног Лизы.

Но хуже всего был звук, который издала Бекка: пронзительный визг свиньи под ножом мясника.

– Сука! – прорычал Джеральд. – Я доберусь до тебя, проклятая уродина!

Он валялся на боку в грязи, скрежеща зубами и тяжело дыша. Эви стояла над ним, и ее правая рука лежала на ножнах, подвешенных к поясу. Она отстегнула кожаную застежку, удерживавшую рукоять ножа.

Лиза мягко, но решительно оттеснила Эви в сторону.

– Достаточно, – сказала она и протянула руку Джеральду.

– Убирайся к дьяволу! – выкрикнул он. Джеральд сел, и Лиза увидела, что в его глазах стоят слезы. Вставая, он баюкал свою левую руку, которая казалась согнутой под странным углом, как будто он заполучил второй локоть на предплечье.

Сердце Лизы гулко забилось, а во рту появился металлический привкус. Это плохо: Эви попала в неприятности.

– Бекка, помоги мне вылезти отсюда, – попросил Джеральд.

Бекка протянула руку, обтянутую розовым рукавом, и Джеральд с трудом выбрался из ямы, продолжая скрипеть зубами и подвывая каждый раз, когда его левая рука смещалась в сторону.

– Меня зовут Эви, ублюдок, – сказала Эви. Она достала нож и теперь держала его в руке, так что клинок поблескивал в лучах солнца.

Тофу и грибы по-строгановски. Есть ли на свете что-нибудь более несовместимое и оскорбительное для желудка? Белесые куски соевого творога и склизкие, переваренные грибы в сероватом молочном соусе вместе с яичной лапшой. Этой еде определенно было место лишь в доме престарелых, в школьном кафетерии или в тюрьме. Но для Филлис это было старое доброе домашнее блюдо в вегетарианском стиле.

У матери Сэма было полно кулинарных книг, набитых вегетарианскими рецептами: тушеные овощи, вареники и кастрюльки с тофу, темпе и чудовищным сейтаном[8]. Густые постные супы, подаваемые с цельнозерновыми хлебцами, жесткими, как подошва. Худосочные трапезы без мяса, которые каким-то образом сочетались со старомодной кухонной обстановкой 1950-х годов: белые металлические шкафчики, вишневые обои, выцветшие желтые столешницы и раритетный стол с красной углепластиковой крышкой и хромированными ножками. «Моя мама не любит перемены», – объяснил Сэм.

– Ты не голодна, дорогая? – спросила Филлис.

– Боюсь, что нет. Хотя блюдо замечательное. – Фиби послала ей благодарную, умиротворяющую улыбку.

Сэм лягнул Фиби под столом. Она обмакнула яичную лапшу в серую жижу, запихнула ее в рот и постаралась прожевать, не ощущая вкуса.

– У тебя что-то неладно, Фиби? – поинтересовалась Филлис. – Ты выглядишь ужасно бледной.

– Возможно, – уклончиво ответила Фиби. Она отложила вилку и вытерла лоб тыльной стороной ладони (или ей кажется, что здесь ужасно жарко?). – Что-то затевается на работе.

Это была ложь, но Филлис понимающе кивнула и милосердно отодвинула тарелку. Сэм закатил глаза.

– Разрешите помочь вам с тарелками, – предложила Фиби, но Филлис отказалась. Неужели она думала, что если Фиби не умеет готовить, то она не сможет справиться и с посудомоечной машиной?

Фиби любила Филлис, но мать Сэма выводила на поверхность все ее страхи и опасения. Иногда ее общество было утомительным: слишком много стараний, слишком много улыбок. Фиби хотела относиться к Филлис с доброжелательным безразличием, как к большинству других людей, но мать Сэма много значила для нее. Жизнь с собственной матерью привела Фиби к множеству тайных фантазий, где она убегала из дома и попадала в нормальную семью с матерью, воплощавшей идеальные черты из классических телевизионных шоу: миссис Брэди или миссис Каннингем из «Счастливых дней». Мама, которая готовит овощи в кастрюльке.

– Я положу тарелки в раковину, – сказала Филлис. – Это может подождать. Давайте лучше пройдем в гостиную.

Вслед за ней они вышли из жизнерадостной, застрявшей во времени кухни и прошли в гостиную с мебелью, неизменной со дня рождения Сэма. Прожитые годы не слишком сказались на ней. Любые пятна были мастерски прикрыты подушками, накидками и пледами. В комнате стоял сладковатый запах цветочного саме, которое Филлис хранила в банках. В гостиной был кирпичный камин, который они зажигали на День благодарения и на Рождество, и каминная полка, уставленная семейными фотографиями в рамках. Мать Сэма и его тетя в ранней юности; суровый прадед Сэма, который построил дом. Еще там был моментальный снимок Сэма и Лизы, который Фиби заметила во время первого визита несколько лет назад. Филлис тогда перехватила ее взгляд и сказала:

– У Сэма была сестра, но мы ее потеряли.

И Фиби притворилась, что ничего не знает об этом, что она помнит лишь смутные обрывки из новостей.

Все в этой комнате, – да фактически во всем доме – напоминало Фиби о семейном очаге. Правда, она была невеликим знатоком в этом деле.

В своей жизни Фиби прошла через ряд убогих арендных квартир, где ее мать создавала домашнюю атмосферу с помощью бутылочки лизоля, который она разбрызгивала здесь и там для маскировки табачной вони, запаха мочи и общего аромата разложения. Ее мать не была идеальной домохозяйкой. Единственной «строганиной», которую она делала, был гамбургер с резаной говядиной, и даже это требовало слишком много усилий. Она предпочитала консервированную лапшу с яичной заправкой.

Друзья Фиби считали ее маму очень прикольной. Фиби приходила и уходила, когда хотела, ела на завтрак шоколадные пирожные с пепси-колой и могла выкурить сигарету или косяк с марихуаной, когда ей вздумается. «Твоя мама – самая лучшая, – говорили ее друзья и подруги, когда собирались у них в квартире после школы, чтобы покурить травку. – Она такая же, как мы».