Возможно, именно эта гибкость и заставила графа Рипонского включить младшего брата в свои планы, как только его светлые мечты начали перерождаться в нечто более темное. Для заговора нужны заговорщики, а Джеффри Хайклер был вхож к принцу Джеймсу.

— А, Джеффри! — приветствовал Рипон младшего брата. Джеффри ответил насмешливым поклоном. — Я думал, двор вернулся в Лондон.

— Двор — да, а молодой принц остался в Шотландии. По некоторым причинам он не слишком-то рад помолвке с датчанкой, — при этих словах Джеффри пожал плечами, давая понять, что лично его не интересуют причины, вызвавшие недовольство принца, — и еще менее рад столь внезапно назначенной свадьбе. А как поживает наша маленькая мадонна?

— Не богохульствуй, — рассеянно одернул его Рипон, потом добавил: — Я и не думал, что венчание принца состоится так скоро.

— Наш доблестный король желает заполучить датские порты для своего флота и датскую армию для военного союза. После этого кажется вполне логичным попросить датскую принцессу для наследника престола. Кроме того, если он не возьмет себе жену из Дании, останется не так уж много королевских домов, готовых предоставить невесту принцу-протестанту…

— Принцу-еретику, — поправил брата Рипон и добавил, словно по заученному: — Наследнику королевства язычников, вероотступников, и даже хуже.

— …а король не склонен прислушиваться к нытью своей сестры и в этом поколении еще раз заключать родственные союзы с каким-нибудь из немецких государств, — закончил Джеффри. — И потому, раз уж договор — в смысле брачный контракт, — подписан, следует скрепить его как можно скорее, не дожидаясь, пока Наполеон еще раз перекроит карту Европы.

Джеффри оттолкнулся от дверного косяка и небрежным шагом вошел в кабинет Рипона, стаскивая на ходу черные перчатки для верховой езды. Не спрашивая у брата разрешения, Джеффри подошел к столу и налил себе большой бокал виски. Студеный отсвет корнуоллской весны озарил лицо Джеффри, придавая его неземной красоте черты сходства уже не с архангелом, а с Люцифером.

— Так или иначе, Джейми сейчас в Холируде, и вы можете найти меня там, — по крайней мере, до тех пор, как он решит осчастливить Букингемский дворец и Лондон своим очаровательным присутствием. Мы — я и принц — находимся не в таких отношениях, чтобы он позволял командовать собою как мне заблагорассудится, — он куда больше прислушивается к этому чертову лакею Бруммелю! — добавил Джеффри.

— Вам следовало приложить больше усилий, чтобы завоевать его доверие, — негромко произнес Рипон. Его слова были адресованы Джеффри, но при этом граф не сводил немигающего взгляда с племянницы.

Конечно, на дворе стоял 1805 год, но у многих знатных семейств королевства была долгая память… а те, кто не послушался повеления короля Генриха и не сменил религию, оказались в меньшинстве в той покорной Англии, которую создал Карл Второй после Реставрации. Ныне Англия была терпимым государством, хотя и протестантским, и власть дворян-католиков, которую они ненадолго обрели во времена кровавой Марии Стюарт, давно уже пошла на убыль.

— Принц Джеймс не слишком-то умен, — сказал Рипон, глядя на Мириэль. — Им нетрудно управлять.

— Если ты так говоришь, дорогой брат… — пробормотал Джеффри, обращаясь в основном к своему виски.

Намеренно игнорируя брата, Рипон продолжал увещевать молчащую племянницу, и тон его был знаменательно многозначительным:

— А когда у принца появится молодая жена, она, несомненно, возьмет двор в свои руки, отсекая нежелательное влияние, — и вернет Англию в лоно единственно истинной религии, католической церкви.

Мириэль прилагала все силы, чтобы твердо встретить взгляд дяди Ричарда, но не прошло и секунды, как девушка дрогнула и опустила глаза, уставившись на свои сплетенные пальцы. Мириэль знала, что дядя что-то задумал, — за последние двенадцать месяцев граф не раз намекал на приближение событий чрезвычайной важности, — но ей и в голову не могло прийти, что ее хотят сделать орудием в интриге такого масштаба! Хайклеры всегда неприязненно относились к последователям нового учения, как принято было называть протестантские секты, когда они только-только появились, и Мириэль научили презрению к еретикам и язычникам, точно так же, как научили латыни, греческому и катехизису.

Но во времена старого графа, ее отца, эту неприязнь тактично оставляли для собственного употребления, не выставляя напоказ. И при нормальном ходе событий Мириэль вышла бы замуж за отпрыска какого-нибудь католического семейства и делила бы свое время между детьми и классической литературой.

Но когда отец умер и графом Рипонским и главой семейства стал дядя Ричард, он не унаследовал от старшего брата его безразличия к упадку графства. И теперь красота Мириэль — которой та, как всякая добропорядочная юная леди, приучена была пренебрегать, ибо тщеславие есть тяжкий грех, — внезапно приобрела чрезвычайно важное значение.

Это была приманка, при помощи которой граф Рипонский намеревался поймать в свои сети принца.

— Ведь ты же не подведешь меня, дитя? — строго обратился к племяннице Рипон. — Как только колечко окажется у тебя на пальце, мы положим конец этой бессмысленной войне с Францией. Король стар, а его единственный сын — бесполезный лентяй и вполне созрел для того, чтобы править по указке лучших людей королевства. Католическая Англия — не противник императорской Франции, а, напротив, естественный ее союзник…

— Неужели вы считаете, будто она понимает, что вы ей говорите? Или вы настолько соскучились по слушателям, дорогой брат? — насмешливо поинтересовался Джеффри. — Вы с тем же успехом могли бы беседовать с попугаем — все равно девчонка ничего не смыслит в ваших планах. Верно ведь, племянница? — слащавым тоном спросил он.

— Да, дядя Джеффри, — прошептала Мириэль, не поднимая взгляда.

— Но ты выполнишь свою часть дела? — не унимался Рипон. — Если я привезу тебя в Лондон и предоставлю возможность видеться с принцем, то я не потерплю, чтобы твоя малодушная сентиментальность погубила все мои труды!

— О, она сделает то, что ей скажут, — заявил Джеффри, отворачиваясь от окна и снова принимаясь постукивать рукоятью плети по высокому голенищу черного сапога для верховой езды. Он бросил взгляд на Мириэль и улыбнулся. — Я за этим присмотрю.

Весной лишь человек глупый и отчаянный мог отправиться в путь по дорогам Англии и надеяться, что куда-нибудь прибудет. Даже главные дороги в это время превращались в мешанину камней, о которые ломались оси экипажей, и грязи, в которой вязли колеса, и потому проехать по ним кому-либо, кроме всадника, было делом в высшей степени проблематичным.

Но все же возможным… при наличии терпения, должной подготовки и нескольких прочных карет.

Иокаста Сибилла Гонория Мэшем Дайер, вдовствующая герцогиня Уэссекская и бабушка нынешнего герцога, не интересовалась красотами английской глубинки. Пока ее сын Эндрю был жив, герцогиня ради его блага терпела жизнь в сельской местности, но после того, как тринадцать лет назад Эндрю пропал во Франции, она заперла Уэссекс-Корт и теперь делила время между Лондоном и Батом.