тенора. Мама ведь рожала в лагере для репрессированных. Караев — это уже псевдоним, что бы в семейном аттракционе участвовать. А отчество настоящее — Остапович.

— Это что — в честь Бендера отца назвали? — хихикнула Женя.

— Глупышка! Тогда еще никакого Бендера в литературе не существовало. Мой дед — Тарас, на гоголевском «Тарасе Бульбе» сильно зациклился. Он ведь грамоте поздно выучился и сразу Гоголя читать принялся.

— Моя мама, вроде, дама интеллигентная, из семьи служащих, а назвала меня в честь Онегина. Да-да, не смейся! Она все воображала себя Татьяной Лариной и решила, что сын непременно будет Евгением. Родилась я, а имя переигрывать не стали. Но знаешь, что самое интересное? Представляешь, на самом деле я — Кутузова! Из рода полководца. И тесть твой будущий на самом деле, не Михаил Дорогов, а Михаил Кутузов!

— Не понимаю, почему такую фамилию надо было менять?

— Так глупо вышло. Варвара Андреевна — моя бабушка, мать моего отца, в девичестве Кутузова, не успела оформить брак с отцом своего ребенка: он погиб в гражданскую войну. А Николай Федорович Дорогов женился на ней, когда моему отцу было пять лет. Папа долгое время не знал, что усыновлен. Неясно было, за красных или за белых воевал это загадочный дед и о нем говорили мало. Я только имя запомнила — Александр Зуев…

Так сидели и разговаривали в первый день нового, 1968 года двадцатипятилетний сын Остапа Гульбы — по-иному — Остин Брауна, и Евгения — внучка почившего в неведении о ее существовании Александра Зуева. Безгранично людское неведение — даже те, кто связан узами крови и судьбы, зачастую не догадываются об этом. Но разве не эту встречу предвидел тогда, в 1945 году, умирающий герцог Баттенбергский, открывая с лейтенанту Гульбе мысли, волновавшие его на исходе жизни.

— Вы, наверное, видели, юноша, вышитый лоскут с лица и с изнанки? Моя матушка любила вышивание и иногда шутила: покажет мне что-то невообразимое — хаотическое переплетение цветных нитей, стежки, узелки в сумасшедшем беспорядке — и спросит: «Ну как, Алекс, нравится?». И насладившись моим недоумением, быстро переворачивала ткань… И, может потому, что мгновение назад я вдел хаос, рисунок на лицевой стороне казался мне особенно прекрасным — четким, ярким, полным некой таинственной гармонии! — Зуев закашлялся и продолжил: — Так вот, прожив много лет я почувствовал, нет — ясно понял! — что все это переплетение случайностей в моей жизни, как и в судьбах всех действующих в ней лиц, выступающих из тени кулис (как недавно вы) или оставшихся за гранью видимого, — не что иное, как изнанка великолепной ткани с постепенным проявлением невидимых нам образов на ее лицевой стороне. Другим словами — все, что происходит с нами на этой земле, не случайно… Что-то скрывается за всем этим… Да, что-то есть…

Остапу показалось, что по комнате прошла, дохнув в затылок, волна морозного нездешнего воздуха. Тогда, в канун Победы, ему было двадцать пять, как сейчас, в начале 1968, Алексею. А та, которую полюбил неведомый ему сын Алеша и о которой ничего не знал ее дед — герцог Баттенбергский, едва появилась на свет. В марте 1945-го в московском роддоме имени Грауэрмана жена капитана артиллерии Дорогова — того самого, который все еще был для А. Л. Зуева Мишенькой Кутузовым, родила дочь — Евгению.

В школе Женя была отличницей, чистюлей, тихоней. Девочка обещала стать красавицей — тоненькая, прозрачная — какая-то не здешняя, с осанкой и поступью принцессы. Но в классе 7–8 неожиданно ярко и бурно расцвели другие, ранее надежд не подававшие: налилась грудь под школьным фартуком, заалели губы, кокетливо взъерошились смоченные для жесткости подслащенной водой волосы. Пошли романы, шушуканья, хихиканья на дворовых скамейках. Женька от этого была в стороне. Никаких амуров за ней не числилось, на школьных вечерах она оставалась в одиночестве, провожая взглядом разобранных кавалерами девчонок. Женя перестала ходить на вечера с танцами. Она полюбила лежать на диване, читать Тургенева и Гончарова, воображая себя в девятнадцатом веке — то в беседке старого парка, то в вечерней гостиной дворянской усадьбы.

— Дорогова — тонкая штучка, — говорила про подругу Светланка, — не для массового спроса. Она вовсе не кривила душой, считая Евгению необыкновенно красивой, и удивлялась, когда к этому ее мнению относились скептически.

— Твоя Евгения — ни рыбы, ни мясо, — коротко охарактеризовал Дорогову местный плейбой и сердцеед. Конечно, Светлана понимала — очень важно, как себя подать. А подавать надо с сексуальным гарниром, тогда мужичок любую наживку заглотит. Евгения же все делала наоборот — и хотя имела дорогие вещи, выглядела всегда так, точно одевалась из чемодана, хранящегося на пыльных антресолях. Весь облик — демонстративное презрение к внешнему эффекту: скрученная бубликом на затылке темно-медная коса, рассеянные, прозрачные, словно ледяные глаза. Холодная, спокойная, бледная — никакая.

— Ты, Женюха, прямо спящая красавица! — иронизировала Света, отчаявшись вытащить подругу на какую-нибудь молодежную вечеринку. — Диван со своими книжками пролежишь.

— И хорошо, что девочка с всякими пустобрехами не толчется, категорически вставила Татьяна Львовна, дружбы дочери с Светланкой не одобрявшая. — Евгении надо образование получить. А принц для приличной и способной девушки всегда найдется.

— Ой, мама, в каком веке ты живешь? — вдруг вскипела Евгения, покрываясь по бледным щекам алыми пятнами. — Не принцессу ты растишь старую деву. — Она кинулась в свою комнату, с силой хлопнув дверью. Заколдованную лягушку! А совсем скоро появился Алексей — самый настоящий сказочный принц. Появился и расколдовал…

7

«Господи, как же хочется быть красивой! Ну хоть один разок блеснуть, стать ослепительной, сногсшибательной. Чтобы не формальные комплименты рассыпали, а так и столбенели от восторга: — Вот это пара! Ох и повезло Дороговой! Ну и невесту отыскал себе залетный джигит!» — заклинала Женя, наряжаясь в свадьбе.

Как бы ни относились к этому браку жители военгородка, а светился за спиной циркача магнетический ореол актерской романтики, пугающий и влекущий нормального обывателя пуще самой крутой чиновничьей карьеры. Да и красив был Лешка при полном параде — «выставочный образец» — точно девчонки в салоне подметили. Снаряжалась Женя не просто к празднику — к главному событию в своей жизни, девизом которому были для невесты Нежность, Очарование, Чистота.

Родители решили сделать праздник на широкую ногу — единственная дочь замуж выходит, да и семья их заметная в городе. К тому же — родни много и друзей — из местного начальства в особенности, а также из Загорска и даже из Москвы. Сняли на вечер кафе «Молодежное», новое, на центральной площади с ужином на 50 человек и музыкантами,