– Они вверх побежали.

– Наоборот, вниз.

– Человека застрелили, в собственной квартире, какой ужас!.. Но побежали наверх.

– Бандиты! Они вниз побежали. Зачем наверх? На крышу? На небо?

Валентин Валентинович сказал:

– Андрей, пойди оденься, простудишься!

Андрей шагнул в коридор, но испуганно отшатнулся, увидев распростертое на полу тело отца.

– Пойдем, деточка…

Соседка увела Андрея к себе.

Появился врач, с нахмуренным лицом прошел в квартиру.

Валентин Валентинович стоял в дверях.

Врач склонился над Николаем Львовичем, потом поднялся:

– Он мертв.

– Боже мой! – всплеснула руками соседка.

Кто то предложил:

– Может быть, положить его на диван?

Врач запретил:

– До милиции не трогайте!

Наступило тягостное ожидание.

Валентин Валентинович курил папиросу за папиросой.

Подходили еще люди, расспрашивали, им рассказывали про выстрел, про топот ног…

Появились милиционеры, трое, они вошли в квартиру, осмотрели тело Зимина, коридор, прошли в комнаты, переговорили с врачом, вышли на площадку.

– Кто что видел или слыхал?

Миша показал на Валентина Валентиновича.

– Мы с товарищем Навроцким стояли во дворе, услышали выстрел… Мы вбежали в подъезд, услышали топот ног наверху, побежали за ними, но не догнали. Возможно, они спрятались на чердаке.

– Ты знаешь чердак?

– Знаю.

– Пошли!

Миша и два милиционера поднялись по лестнице и вошли на чердак.

Милиционеры вынули пистолеты, осветили чердак карманными фонарями.

Они осторожно двигались, перелезая через стропила и балки, тщательно освещали углы. Чердак был пуст.

Так добрались они до Витькиной каморки. Миша потянул самодельную дверь. Милиционер осветил чуланчик. На тюфяке сидел Витька, щурил глаза, ослепленный светом фонарика.

– Ты чего здесь?

– Ничего, сплю.

– Вставай! – приказал милиционер.

Витька поднялся.

– Оружие!

– Какое оружие?

– Подними руки!

Витька поднял руки.

Один милиционер направил на Витьку свет фонарика, другой обыскал.

Оружия при Витьке не оказалось.

– Кто здесь еще есть? – спросил милиционер.

– Никого нет.

– Выйди!

Витька вышел из каморки, увидел Мишу, с удивлением посмотрел на него.

– Ты?

– Кто то вбежал на чердак. Ты не слышал, не видел? – спросил Миша.

– Никого я не видел! – огрызнулся Витька.

Милиционер вытащил из под тюфяка жестяную коробку с бумажными, серебряными и медными деньгами.

– Чьи деньги?

– Мои.

– Куда револьвер закинул?

– Не видал я никакого револьвера, чего пристали?!

– Не шуми, я тебе так пошумлю! – пригрозил милиционер. – Посмотри за ним, – сказал он товарищу, – я тут поищу.

С Мишей он пошел до чердаку. Свет фонарика скользил по балкам и стропилам. У одной балки милиционер задержался, наклонился, разрыл кучу шлака, вытащил портфель, открыл, осветил фонариком.

Портфель был пуст, на внутреннем клапане серебрилась монограмма: «Николаю Львовичу Зимину от коллектива фабрики»…

Они вернулись к каморке, милиционер показал Витьке портфель.

– Где взял портфель?

– Не видел я этого портфеля.

– Пошли!

Жильцы стояли на лестнице, внизу и вверху, свешивались через перила, поминутно хлопала дверь подъезда, подходили еще люди.

Толпа расступилась, пропуская в квартиру милиционеров и Витьку. Миша остался на площадке. Валентин Валентинович стоял в дверях.

Послышался шум машины, подъехавшей к подъезду.

Агенты угрозыска вошли в квартиру.

Они вышли оттуда с Витькой и поднялись на чердак.

Миша устал, хотелось спать, он присел на ступеньку лестницы, прислонился к перилам.

В широких окнах брезжил ранний майский рассвет.

Валентин Валентинович стоял в дверях квартиры. И как ни устал Миша, он не мог не заметить на лице Навроцкого выражения плохо скрываемой тревоги, напряженности, готовности к любым неожиданностям.

Жильцы не уходили, подходили новые, подошли отец и мать Витьки. Отец был трезв, суетлив, поворачивался во все стороны, слушал разговоры, все время приговаривал: «Так ведь разобраться надо по справедливости, а как же, иначе нельзя». Мать смотрела на всех умоляющим, жалким и затравленным взглядом.

В квартире что то происходило, осмотр или обыск. Тело Николая Львовича перенесли в комнату.

Вернулись с чердака агенты угрозыска с Витькой. Мать метнулась к нему, но Витька сурово проговорил:

– Чего кидаешься?

Можно было только подивиться его дерзкому хладнокровию.

– Отойдите, гражданка, – сказал агент.

– Это его мать, – объяснил кто то из толпы.

– Незачем волноваться, – ответил агент, – все выяснят.

Они опять вошли в квартиру.

Миша сидел на лестнице. Валентин Валентинович стоял в дверях.

Настало утро, люди уходили на работу, другие толпились на лестнице, во дворе, у подъезда.

Из квартиры вышли милиционеры, между ними шел Витька. Все хлынули за ними. Спустились во двор и Миша с Валентином Валентиновичем.

– Проходите, граждане, проходите! – говорили милиционеры, раздвигая толпу.

В воротах Витька оглянулся, разыскивая глазами мать, но, видно, не нашел ее.

Его взгляд встретился с Мишиным взглядом.

Тяжелые, намокшие бревна захватывали баграми, обвязывали веревками, втаскивали на берег, грузили на дроги, стоявшие вдоль набережной, тогда еще не гранитной, а земляной, местами выложенной булыжником, между камнями пробивалась чахлая травка.

Яша Полонский всех подбадривал:

Это мы разгружали поленья,

Провалившись по пояс в воде,

Это мы, это мы, поколенье