Откинув голову, она прогнулась дугой — гибкой, напряженной. Закрыв глаза, Билли позволила ему увлечь ее туда, где реальность смещается, торжествует одна лишь любовь, и за ее порогом остаются сомнения и здравый смысл. Стихли последние содрогания. Бутон их любви раскрылся, и она ощутила восторг и счастье.

— Солнце, Дэвид, рассвет. Господи, это чудо!

— Чудо. Я же обещал, что тебя ждет чудо, Цветок Пустыни, — прошептал Дэвид, все еще задыхаясь. Он повернулся на спину, не выпуская ее из своих объятий. — Чудо любви. Оно всегда будет с нами, дорогая моя девочка!

— В это невозможно поверить!

— Это случится с нами еще не раз. Поверь, любовь моя, — произнес он, обнимая ее. — Разве мы не счастливы сейчас?

— Да, очень, — прошептала она. — И так будет снова?

— Очень скоро, любовь моя. Сразу после того, как ты отдохнешь. У тебя был такой трудный день, я думаю, что тебе это просто необходимо.

«День. Неужели все это произошло со мной за один день, — с удивлением повторила про себя Билли. — Как много событий уместилось в такой короткий промежуток времени: ее гитара, Юзеф и „Серебряный Полумесяц“. Билли казалось, что все это произошло с ней давным-давно. Все для нее перестало быть реальностью, кроме объятий Дэвида.

— А ты уверен, что тебе не нужен отдых? — шутливо спросила она, пряча свое лицо у него на груди. — После всего, что произошло, я думаю, немного найдется мужчин, которым не нужен был бы отдых. Ты убедил меня в том, что я очень сексуальна. Разве не так? Если сексуальность проявляется и в ласках, то я побью все мировые рекорды. — Она подняла голову и поцеловала его долгим благодарным поцелуем. — Ты видишь, как я чувствительна к твоим ласкам, Дэвид?

— О да, любовь моя, — сказал он низким от волнения голосом, нежно убирая с ее лица растрепавшиеся волосы. — Мое тело всегда готово отозваться на твои ласки! И через пятьдесят лет я буду хотеть тебя так же, как сейчас, даже если ты будешь мне просто улыбаться.

Внутри ее все смешалось от отчаяния, пронзившего ее.

— Это слишком долго, — сказала она, стараясь не выдать сковавшего ее напряжения. — Я ведь говорила тебе, что не знаю, как долго я пробуду в Казбахе.

Он нежно сжал ее в своих объятиях:

— Не волнуйся, любовь моя, я обещал не задерживать тебя здесь. Оставайся со мной столько, сколько хочешь. Вот все, о чем я прошу тебя.

Она прижалась к нему, чувствуя, как ее сердце разрывается от безысходности. «Господи, это любовь, — думала Билли, — если бы это не была любовь, то разве бы я страдала так, как страдаю сейчас?!»

— Не думай, что я не хочу остаться, — прошептала она с горечью. — Я просто не могу. Всегда, как только я где-нибудь останавливалась и пыталась пустить корни, что-то происходило. Мной овладевало беспокойство, я впадала в панику, и мне хотелось убежать. — Она гортанно засмеялась. — Я сумасшедшая, правда?

— Нет, не сумасшедшая, — ответил он, целуя ее в висок. — Я все понимаю, Цветок Пустыни. Ты ведь в моем сердце.

Билли поняла, что тоже чувствовала Дэвида всем сердцем, только так и можно было понять его.

— Я попробую, — серьезно пообещала она, — я попробую остаться.

— Мне больше ничего от тебя не надо, — тихо ответил Дэвид. — Мы приложим все усилия, чтобы стать счастливыми. Теперь закрой глаза, радость моя, я хочу укрыть тебя в своих объятиях и охранять твой сон.

Ее веки медленно сомкнулись, но она еще лежала некоторое время без сна, с ноющим сердцем думая об ускользающем счастье и чудесах, которые так быстро кончаются.

— Посиди еще одну минуту спокойно, Юзеф, я должна еще немного посушить тебя феном. — Она закрутила последние бигуди на голове Юзефа и остановилась, рассматривая его голову. — Отлично получится, — произнесла Билли, надевая колпак фена на голову Юзефа.

— Господи, Билли, что ты делаешь, — спросил Дэвид, застыв от изумления в дверях ее комнаты.

— Что? — переспросила она, включив фен над головой Юзефа. — О, привет Дэвид, я освобожусь через минуту. — И прокричала Юзефу сквозь шум фена: — Девять минут.

Подойдя к Дэвиду, Билли нахмурила брови:

— Ты думал, я кромсаю его ножом?

— Билли, ты не будешь надо мной смеяться, если я поинтересуюсь у тебя, чем же он похож на ребенка? — Он закрыл дверь и прислонился к ней, с иронией глядя на гиганта под феном.

— Я решила сделать ему завивку, хотя он и спорил со мной по любому поводу: то ему не нравится запах жидкости для завивки, то процедура очень долгая. — Она нахмурилась. — Я, конечно, не профессиональный парикмахер, и времени ушло много. — Она понюхала свои пальцы и, сморщив нос, продолжила: — А он оказался прав по поводу этой жидкости.

— Завивку? — недоуменно повторил Дэвид. — Зачем ты это сделала?

— Потому что мне хотелось, чтобы он был похож на Тони Гэри — актера, который играл в «Муниципальной больнице». Знаешь такой сериал?

— «Муниципальной больнице»?

— Это телевизионный сериал. Некоторое время я была увлечена этим фильмом, когда работала в организации, занимавшейся делами индейцев в резервации.

Дэвид помотал головой:

— Зачем, ради всего святого, тебе нужно, чтобы он был похож на какого-то телевизионного актера?

— Не просто телевизионного актера, а на Тони Гэри, — с чувством произнесла Билли. — Это очень важно, чтобы он выглядел, как Люк из сериала, потому что Люк по роли очень тонкий, даже ранимый. Другие выглядят такими бодрячками. — Ее брови сошлись на переносице. — Не то чтобы Люк слабый, это просто…

Он прикрыл ее рот рукой:

— Дай-ка мне разобраться. Я так понял, что ты хочешь, чтобы он выглядел, как Тони Гэри. Теперь мы переключились на Люка. На кого все-таки он должен быть похож?

Она поцеловала его руку прежде, чем он успел убрать ее.

— Тони Гэри — это актер, играющий Люка Спенсера.

— Ты вернула меня к жизни, а то я испугался, что никогда не разберусь в этом, — улыбнулся Дэвид. — Теперь все ясно. Люк очень чувствительный парень?

— Ты правильно понял, — подтвердила Билли. — Нам не нужно, чтобы он выглядел заумным философом или чем-то в этом роде. Мы стремились создать образ чувствительного и ранимого человека.

— Ах, какие мы умные, — с усмешкой проговорил Дэвид. — Завивка поможет Юзефу стать чувствительным?

— Юзеф и так чувствительный, — возмутилась Билли. — Я просто хочу, чтобы его внешность отвечала его внутреннему содержанию. Он совсем не такой свирепый, каким кажется с первого взгляда. У него нежная душа, уж я-то знаю!

— У меня и в мыслях не было обижать твоего маленького послушного барашка, — мягко ответил Дэвид, глядя на могучего Геркулеса, покорно сидящего в плену фена. — Не думаю, что в Седихане найдется человек, который захочет его обидеть.