Серанги, как подобало в их высоком положении, принялись за обед в тишине и достоинстве, когда ласкары покончили с едой и разошлись. Тем временем оператор пропагандистской кампании засиял весь процесс для хроники похода «Шеера».

Были у невольных гостей «Шеера» и другие странные обычаи, поначалу вызывавшие непонимание и замешательство. Например, первым же утром, как только ласкарам разрешили выйти на палубу, они разом кинулись на корму под испуганные крики матросов-охранников. В их глазах застыло такое дикое выражение, что немецким морякам на минуту показалось, что им доведется стать свидетелями массового самоубийства. И пока решали, что предпринять, чтобы водворить порядок среди пленных, с мостика раздался крик:

— Все нормально, пустите их.

Вахтенному офицеру приходилось бывать на Востоке, и по полотняным коврикам, которые ласкары несли под мышкой, он сразу же понял, в чем дело: они хотели как можно ближе подойти к востоку, чтобы совершить обычные утренние молитвы и испросить благословения Аллаха на предстоящий день.

Но, выйдя на корму, ласкары столкнулись с определенными трудностями. Начались споры. Индийцы возбужденно махали тонкими руками и во все стороны указывали смуглыми пальцами. Как назло, с утра восточный горизонт затянули облака, а на западе небо прояснилось, и уроженцев Востока обуяли сомнения в том, с какой же стороны на самом деле встало солнце. Некоторые уже расстелили коврики и опустились на колени лицом на запад, когда с мостика явился ординарец с поклоном от вахтенного офицера и точным направлением по компасу. Сначала индийцы рассердились на того, кто прервал их молитвы, но потом, разобравшись, зачем пришел матрос, тут же сменили гнев на милость и обернулись к мостику, улыбаясь, радостно крича и махая руками в благодарность за дружескую подсказку. Капитал Плауц в ответ тоже помахал им рукой с мостика и пожелал «хорошей молитвы».

Лучшими часами на «Шеере» были вечерние часы, когда работа в основном прекращалась и можно было заняться своими делами. Когда солнце клонилось к горизонту, почти все свободные от работы матросы выходили на палубу, чтобы посмотреть на закат. Ведь миллионеры платят бешеные деньги ради того, чтобы полюбоваться великолепием тропического заката! А команда «Шеера» сама получала за это деньги. «Во всем ищи лучшее», — говорят англичане, настоящие знатоки в том, что касается извлечения полезных жизненных правил из всех ситуаций, даже самых скверных, и матросы «Шеера» поступали сообразно этому девизу.

Нельзя сказать, чтобы их положение было плохо, но все же далеко не идеально. Тех членов экипажа, которые находили удовольствие в войне, можно было пересчитать по пальцам. Остальные с гораздо большим удовольствием очутились бы дома с матерью, женой или возлюбленной. Человек, которому не понаслышке известно об ужасах современной войны, не так жаждет героизма, как штатский патриот, ничего не знающий об этом, хотя и он, когда наступает пора, из последних сил выполняет свой долг.

А тем временем матросы «Шеера» наслаждались мирными деньками и тихими ночами и от всей души надеялись, что война скоро кончится и они благополучно вернутся домой целыми и невредимыми. Когда солнце скрывалось за горизонтом и бездна ярко сияющих звезд усеивала блестками небо над одиноким кораблем и его экипажем, откуда-то доносилась песня, быть может, старая матросская запевка, которую поют во время гребли, где больше ритма, чем мелодии, но поют ее с воодушевлением. А под выступающими стволами громадных пушек три-четыре матроса составляли маленький оркестр, лишь бы нашлись какие-нибудь инструменты, — а концертино, или матросское пианино, находилось всегда. Возможно, Берлинский филармонический оркестр играет и получше, но, уж конечно, не с таким чувством.

Наконец мирный вечер подходил к концу, раздавалась трель боцманского свистка и крик, понятный только морякам, которые точно знали, что он означает: «Тушить свет!» Настало время для переклички и обхода. Осматривали весь корабль: над палубами, под палубами и между палубами. Потом приходил черед пленных, в том числе дам. Когда первый помощник заглядывал к ним с обходом, дамы спокойно играли в карты. И отвечая на его вопрос о том, как они поживают, неизменно называли его «мистер Грубер». К «мистеру» он привык не сразу, тем более что это неизменно вызывало ухмылку на лицах матросов, которая тут же исчезала, стоило Груберу повернуться, хотя он отлично знал, что они втихомолку ухмыляются.

Разумеется, иногда во время обхода он слышал просьбы. Однажды седовласый капитан «Порт Хобарта» спросил, не могли бы им принести шахматы.

— У нас нет свободного комплекта, — ответил Грубер. — Если только у кого-нибудь не найдется запасной. Может, вы сами сделаете себе шахматы? Я вам подыщу и подходящий нож, и деревяшку.

Конечно, не обходилось без традиционного вопроса о том, есть ли жалобы.

— Я боюсь, тут вы нам ничем помочь не можете, мистер Грубер, — однажды раздалось в ответ под общие смешки.

Не только немецкие матросы стремились поскорее вернуться домой.

Наконец-то после неимоверных усилий удалось устранить многочисленные повреждения «арадо», и механики при усердном сотрудничестве самого Пича, который надел рабочий комбинезон и взялся за работу наравне со всеми остальными, сотворили истинное чудо. Когда было сделано все возможное, учитывая доступные ресурсы, Пич доложил на мостик о том, что готов к вылету. Но капитан, осмотрев результат его трудов, выразил сомнение.

— Вы знаете, как нам нужен «арадо», — сказал он, — но, честно говоря, я не могу приказать вам подниматься на этом драндулете.

— Я готов взять всю ответственность на себя.

— Что ж, мне приятно видеть, что молодой офицер готов взять ответственность, но, по-моему, лучше уж я не дам вам сделать ничего безрассудного, чем буду вылавливать утонувших летчиков из воды. Такое впечатление, что ваш «арадо» держится на одних проволочках.

— Не так уж все плохо, господин капитан. Тем более надо узнать, может ли он летать. Если он не выдержит, вы всегда можете попросить, чтобы корабль снабжения доставил вам новый самолет. А я не буду его сильно напрягать. Даже если что-нибудь случится, в худшем случае отделаюсь синяками.

— Хорошо, Пич. Попробуйте. Но со всеми предосторожностями, прошу вас.

— Слушаюсь, господин капитан. Да и погода как на подбор.

И Пич радостно побежал к своему «корабельному попугаю», торопясь поднять его в воздух. Сила ветра составляла 1–2 балла, то есть море было спокойным. Кранке велел поставить «Шеер» против ветра и спустить все шлюпки на воду. По курсу, которым собирался лететь Пич, через каждые 100 метров стояла шлюпка, готовая при необходимости немедленно выловить его из воды. Пробный полет вызвал большой интерес и сдерживаемое волнение, и, когда о нем стало известно, все, кто оказался не занят, собрались у борта, чтобы не пропустить забаву. Все понимали, как рискует Пич, но он, наверно, знал, что делал, так что, возможно, шансы на успех были велики.

По знаку Пича сквозь перспекс фонаря кабины обслуживающий катапульту механик, чуть волнуясь, привел механизм в действие. К его тайному удивлению, «арадо» легко поднялся в воздух. Но потом он завилял, качаясь из стороны в сторону, словно пьяный, и нырнул вниз, чуть не разбился, но в последний момент выровнялся и в конце концов шлепнулся на воду, как выброшенная за борт корзина с углем. Во всяком случае, он держался на поверхности и, видимо, не получил серьезных повреждений, хотя последующий осмотр показал, что управление элеронами и рулем вышло из строя.