– Эдуард, я не знаю… В магазине цвет выглядел очень приятным. Но тут…

– Прекрасный галстук. И надевая его, я всегда буду думать о тебе. Спасибо, Селестина.

Селестина улыбнулась и со счастливым вздохом прислонила голову к его плечу.

– Здесь хорошо, – сказала она после паузы. – Я рада, что мы пришли сюда, Эдуард.

– Мы и еще раз придем. Еще много раз! – Он крепко сжал ее руку. – И не только сюда. Ах, Селестина, когда кончится война… Только подумай, куда только не смогу я возить тебя тогда…

Он умолк, решая, не наступила ли минута рассказать ей о Париже, о квартирке для нее, о мебели, которую он хочет купить. Но Селестина вдруг выпрямилась.

– Не говори так, Эдуард. Пожалуйста. Не говори о будущем. Не надо сейчас. Я не хочу о нем думать. Я хочу думать только об этом дне, о том, что я здесь и чувствую себя такой счастливой…

– Но почему? Почему, Селестина? – Он порывисто повернулся к ней. – Разве ты не понимаешь, что я хочу говорить о будущем, а ты меня всегда останавливаешь? Мне ведь так радостно думать, что будет потом, строить планы…

– Мечтать! – Она повернулась к нему очень медленно, и ему стало больно, потому что ее лицо помрачнело, в глазах стояли слезы.

– Селестина… не надо. Ну пожалуйста! Я не могу видеть твоих слез, сокровище мое. Не надо. – Он попытался поцеловать ее глаза, губы, но Селестина мягко его остановила.

– Милый Эдуард. – Голос ее был очень нежным. – Ты ведь знаешь, что это не может продолжаться. Так, как сейчас. Просто не может. Если ты немножко подумаешь, то поймешь, что я права.

Эдуард уставился на нее, потом быстро нагнулся и спрятал голову у нее на груди.

– Не говори так. Пожалуйста. Я люблю тебя. Ты знаешь, что люблю. Если ты меня оставишь, если это кончится, я умру…

Голос у него дрожал от страсти, и Селестина вздохнула. Потом обняла и прижала к себе. Она подумала, что любит его – да, она, женщина с ее опытом, в сорок семь лет полюбила шестнадцатилетнего мальчика. И поняла это месяцы и месяцы тому назад. Последняя любовь и первая любовь – обе одинаково мучительны. Она вытерла глаза. Очень важно, подумала она, чтобы Эдуард никогда об этом не узнал.

– Люди не умирают от любви. – Она приподняла его лицо и улыбнулась, а голос ее стал жестче. – Ты сейчас думаешь по-другому, но это так. Люди умирают от старости, от болезней, от пуль, но не от любви. Позже ты это поймешь. Послушай! Я кое-что тебе предскажу! – Голос у нее стал почти веселым. – Через несколько лет ты забудешь даже мое имя. А потом, в один прекрасный день вдруг вспомнишь и скажешь: «Ах, да! Ее звали Селестина. Я был к ней очень привязан. Интересно, какая она теперь?» А я к тому времени… – Ее губы искривились. – А я к тому времени буду старенькой старушкой, ужасно респектабельной – может быть, слегка ворчливой, особенно по утрам. С седыми волосами. И кое-какими воспоминаниями (которыми я ни с кем, естественно, делиться не стану) о тех временах, когда я, быть может, была чуть-чуть не такой респектабельной, чуть-чуть не такой чопорной…

Она встала, ухватила его за руку и подняла. Эдуард посмотрел на нее мрачно и обиженно, и она со смехом положила пальцы ему на локоть.

– Ну, не надо быть таким грустным. Я снова счастлива – видишь? Это наш собственный особый день, а ты уже сердишься на меня. Пошли, Эдуард. Я вволю надышалась твоим свежим воздухом. Отвези меня домой.

У нее дома в ее постели Эдуард набросился на нее, словно каждым погружением в ее плоть старался стереть память о ее словах. Когда они оба измученно откинулись на подушки, он яростно повернулся к ней. Посмотрел на ее раскрасневшееся лицо, на рыжевато-золотые волосы, рассыпавшиеся на подушке, и подумал о своей матери в объятиях Хьюго Глендиннинга. И стиснул плечи Селестины.

– Скажи мне, Селестина, скажи! Скажи, что у тебя нет никого другого.

Селестина смотрела снизу вверх в его сверкающие глаза, в яростное юное лицо. Уже несколько месяцев, как она положила конец визитам других джентльменов, ее покровитель в счет не шел. Продолжать так она не могла, это она понимала. Ее губы нежно коснулись его горла.

– Никого другого теперь нет.

– Но долго ли так будет, Селестина? Долго ли?

– Не знаю, cherie. Не знаю.

Он гневно отпрянул от нее, и она схватила его за запястье.

– Эдуард, пожалуйста, не сердись. Как ты не поймешь? Я не хочу лгать тебе.

Он вскочил с кровати и замер, глядя на нее сверху вниз, гневно хмуря брови.

– Лучше бы ты лгала. Иногда. Мне было бы легче. Он торопливо оделся и выбежал вон. Это была их первая серьезная ссора.

Эдуард поймал такси, свирепо захлопнул за собой входную дверь, прежде чем растерявшийся Парсонс успел ее закрыть, взлетел по лестнице и распахнул дверь гостиной. И увидел перед собой большое общество: свою мать, леди Изобел, Хьюго, французского посла и его жену, компанию французских офицеров, Жан-Поля. Жан-Поль двинулся к нему, раскрасневшийся, высоко поднимая бутылку шампанского.

– Он вернулся как раз вовремя. Братик, присоединяйся к нам. Мы празднуем… Ты не слышал новости? Японцы сегодня утром напали на Пирл-Харбор. Они разбомбили американский военный флот…

Эдуард растерянно уставился на него. Жан-Поль, смеясь, обнял его за плечи.

– Неужели ты не понял, братик? Ну, подумай немножко. Конечно, известие страшное, но теперь Америка вступит в войну. Это только вопрос времени! Мы все-таки выиграем войну…

В глубине комнаты французский посол во фраке и белом галстуке торжественно поднялся на ноги.

– Сударыня, – он поклонился Луизе, – с вашего разрешения я предложу тост.

Он поднял бокал, и все в комнате встали.

– За американцев, наших новых союзников!

– За американцев…

– За янки, да благословит их бог! – Изобел выпила свой бокал до дна.

– Такое облегчение после всего этого времени. Я чувствую себя просто гордой! – Луиза улыбнулась английскому банкиру, который стоял рядом с ней, и рассеянно коснулась его рукава. Хьюго Глендиннинг, заметивший это движение, отвернулся к окну.

Жан-Поль ласково взъерошил волосы Эдуарда.

– Братик… – Он ухмыльнулся. – Где ты умудрился подцепить этот жуткий галстук?

На другой день вечером Жан-Поль принялся праздновать день рождения Эдуарда самым, по его мнению, достойным образом. Он собрал пеструю компанию из английских и французских офицеров, убедил Изобел пригласить самых хорошеньких ее подруг и взял билеты на не слишком интеллектуальную новинку в Театре Его Величества «Леди, уймись!».

– Если будет чертов налет, мы на него просто не обратим внимания, – объявил он Эдуарду. – Затем в кафе «Ройал» поужинать, а потом – еще кое-куда. Но без дам. – Он кивнул на компанию мужчин, которые надирались виски в гостиной. – Надо немножко заложить за галстук, прежде чем к нам присоединятся юбки. Ты со всеми знаком? Пьер, Франсуа, Бинки, Сэнди, Чог.