Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здорово ты их, Михаил, – комбат Денисенко крепко пожал ему руку. – А почему сам встал к орудию?
– Да вижу, что наводчик молодой, волнуется. Хотел только показать, но увлекся.
– Начальник артиллерии дивизии звонил. Благодарность тебе объявил.
– А остальные танки чьи? – спросил Василенко.
– Два сержант Орлов подбил, из взвода Гуммерова, а два кто-то из батареи Белякова. А хорошо мы им дали! – оживился Денисенко. – И потерь никаких, удивительно.
– Ты думаешь, что они теперь и успокоятся? Наше счастье, что нелетная погода, да танки шли без пехоты, – сказал Василенко.
Первые нахальные попытки гитлеровцев с ходу прорваться к Ефремову провалились. Весь день 15 ноября они вели разведку и готовились к новому броску.
В штабе дивизии у полковника Яманова весь этот день скрупулезно собирали любые сведения о противнике. И от разведки, и от беженцев. Анализировали, считали, прикидывали, и получалось, что в полосе дивизии не менее сорока-шестидесяти танков, четыре-пять батальонов пехоты, пять-шесть батарей артиллерии.
– Над чем голову ломаешь, Алексей Александрович? – пришел к нему вечером полковник Гришин. Он устало сел на лавку.
Яманов сидел над картой, испещренной значками:
– Да вот думаю. Или это передовой отряд, так очень сильный, или битая танковая дивизия плюс один-два пехотных полка… А фланги у нас совсем голые, – повысил он голос.
– А может быть, они поленятся нас широко охватывать, – предположил Гришин. – Ведь это крюк километров тридцать, да по бездорожью. Опять в лоб танками – вряд ли, вчера обожглись. Ну-ка, поставь себя на место противника…
– С Архангельского на Ереминку хорошая дорога, а оттуда хоть на Кадное, хоть на Медведки, нам во фланг и в тыл. А там и на Ефремов.
– Вот и я на их месте сделал бы все так же. Что у нас там, дивизион Яскевича? – спросил Гришин.
– Так точно, – задумчиво ответил Яманов и добавил: – И две роты.
Политрук Николай Мазурин был послан батальонным комиссаром Кутузовым к артиллеристам утром 16 ноября с заданием проверить наличие снарядов, узнать, как с питанием, и помочь, если надо. В дивизион Яскевича он пришел как раз в начале атаки немцев.
Танки противника черными коробками сползали по снежному холму к Красивой Мече. Мазурин видел впереди себя лишь три наших орудия, а немецких танков шло в поле его зрения пятнадцать.
Старший лейтенант Яскевич, рядом с которым стоял в окопе Мазурин, в бинокль смотрел спокойно, даже с интересом. Потом, переговорив по телефону со своими комбатами, отдал команду «Огонь!».
Между танками то и дело стали вырастать большие черные разрывы, и Мазурин до боли в глазах всматривался, как они надвигались, и все ждал – когда же танки начнут гореть. А танки вели огонь с коротких остановок, и несколько их снарядов разорвались вблизи командного пункта дивизиона.
Мазурин впервые почувствовал себя лишним. До сих пор ему не приходилось стоять в окопе без дела и просто наблюдать за ходом боя.
Уже несколько минут его подмывало желание бежать к ближайшему стрелявшему по танкам орудию.
– Какой вид, а, политрук? – позвал Яскевич Мазурина. – Настоящая панорама боя! Кинооператора бы сюда!
Действительно, если бы не было немного жутко, то картина рисовалась великолепная: на три беспрерывно стреляющих орудия – пятнадцать танков, идущих в линию, с ровными дистанциями друг от друга.
– А не боитесь, что прорвутся? – с холодком в душе спросил Мазурин Яскевича.
– Не должны. У нас преимуществ больше. Сейчас начнут гореть, – спокойно ответил Яскевич.
«Какие же преимущества, – не понял Мазурин, – если у немцев пятикратное превосходство в численности».
Но не более чем за десять минут на поле загорелись один за другим четыре танка. К небу поползли четыре столба густого черного дыма.
– Разрешите бинокль, – торопливо спросил Мазурин, пока Яскевич говорил с кем-то по телефону.
Мазурин переводил бинокль с одного танка на другой, в окуляры они казались огромными чудовищами. Хорошо были видны кресты на башнях и даже снежная пыль из-под гусениц. В какой-то момент танк выстрелил, Мазурин невольно втянул голову в плечи, ожидая рядом разрыва. Но снаряд, видимо, ушел с перелетом. А еще через несколько минут Мазурин увидел, как по танку словно ударили гигантской кувалдой, так резко он встал. Из моторной части повалил дым, а из башни один за другим вылезли два танкиста.
– Еще один! – весело крикнул Мазурин Яскевичу.
– Вроде бы и тот стоит… Да, задымил.
На поле горели восемь танков.
– Кто командует этой батареей? – спросил Мазурин.
– Лейтенант Медведь, – ответил Яскевич и усмехнулся: – Это фамилия у него грозная, сам с виду он нестрашный.
Когда танки противника вышли из боя, Мазурин спросил Яскевича:
– Товарищ старший лейтенант, разрешите я схожу на батарею к лейтенанту Медведю, для дивизионной газеты материал нужен.
– Сходите, только провожатого возьмите, – Яскевич крикнул связного, – и недолго, а то в случае чего мне за вас влетит.
На батарее Мазурин оказался в сумерках. Орудия, остывшие от огня, успели покрыться инеем. Лейтенант Медведь оказался приземистым, с широким русским лицом парнем, красным от постоянного пребывания на холоде. Глаза у него были добрые и внимательные. Мазурин представился и спросил:
– Ваша батарея подбила сегодня восемь танков. А кто особенно отличился, товарищ лейтенант? Поговорить бы надо, для газеты.
– Два танка подбил Мезенцев. Кстати, доброволец. А остальные шесть – сержант Кладов.
– Один – шесть танков? – удивился Мазурин, сразу загораясь в предвкушении сенсационного материала, возможно, и для «Красной Звезды».
– Давайте я провожу. Комиссар батареи младший политрук Сирота.
Перед Мазуриным стоял человек – полная противоположность комбату: высокий, черноглазый, с лихим казацким чубом. «Вот бы ему Мелехова в кино играть!» – сразу отметил про себя Мазурин.
До орудия сержанта Кладова было метров двести, и политрук Мазурин успел выяснить, что его провожатый политрук батареи Григорий Сирота из кубанских казаков, кадровый, в полку с финской кампании, войну встретил под Брестом, неравнодушен к литературе.
– А командира нашего полка вы видели? – спросил Мазурина Сирота.
– Нет еще, – с видимым огорчением ответил Николай.
– Тогда представьте себе Чапаева, только постарше, так это он. И не только внешне, но вообще по складу натуры. В полку его любят, он с нами с финской. Вот бы о ком писать!
Подошли к горевшему у орудия костру.
– Кладов, к тебе, из газеты, – сказал Сирота.