прядку волос с лица, будто невзначай. Улыбается.

— Эээ, спасибо, — мне на ее жеманные уловки накласть.

Пытаюсь обойти ее, кидаю в открытый багажник свои баулы с формой, но она и тут как тут.

— Ты сейчас занят? — настырная девица и не думает уходить.

— Да. Очень, — отрезаю, не давая ей ни малейшего шанса придумать продолжение.

— Вот как… А я хотела… Мне тебя хотелось увидеть…

Эта дура расстроилась, вот-вот заплачет. На улице уже мороз, а она трясется в какой-то тонкой шкурке (шубой этот наряд не назовешь) и кожаных сапожках. Ботильоны, или как их там. Жуткие наращенные ресницы хлопают и склеиваются от взаимодействия влаги и холода. Я тяжко вздыхаю. Нет, ну что за наказание?

— Где живешь? — неожиданно для себя самого спрашиваю.

— Что?

— Адрес назови, отвезу. Сейчас замертво тут упадешь от холода.

Та встрепенулась, ожила, улыбается, как сумасшедшая. А в моей больной голове рождаются новые идеи. Она же ЕЕ сестра. Все о НЕЙ знает.

В машине девица трещит без умолку, и дав ей выговориться, я, в конце концов, перебиваю ее.

— Расскажи мне про свою сестру, — вот так в наглую, не оставляя выбора.

Алина (вспомнил, таки) непонимающе смотрит на меня, и тогда я терпеливо поясняю.

— Мы с ней работаем вместе. И как-то не очень пока сработаться получается, вот и интересуюсь.

— Ааа, понятно. Я сначала не догнала. Ой, да что рассказывать. Анька занудная до жути. Надеюсь, она тебя там не достает, — покровительственным тоном заявляет, хихикая. — Дома от нее проходу нет, как бабка старая зудит и зудит. Вечно чем-то недовольная, все ей не нравится.

— Все не нравится? — задумчиво переспрашиваю.

— Просто она пессимистка по жизни. И жених у нее такой же стремный.

Меня даже сейчас не волнует мысль, что свою родную сестру она считает стремной, говоря «такой же». Не знаю на каком месте у нее глаза, или может в ней говорит обыкновенная ревность, потому что, честно говоря, Алине до Анны как до Китая раком. И внешне, и по-всякому. Я вообще был удивлен, узнав, что они сестры. Настолько они разные.

Но все во мне воспротивилось одному единственному слову. Шерсть встала дыбом от раздражения и недовольства.

«Жених».

Сразу прилизанный паренек представляется с бутоньеркой в белоснежном пиджаке.

То, что Анну на регулярной основе трахает какой-то мудила меня приводит в неописуемое бешенство. Я ведь даже не задумывался, что у нее кто-то есть. Неужели из-за него она оттолкнула меня? Ведь я видел в ее глазах с трудом контролируемое желание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Что за жених? — сквозь зубы выдавливаю, выруливая «Теслу» на МКАД.

— Ой, да придурок полный. Препод в педагогическом институте, кажется. Такой весь из себя наглаженный, напомаженный, а сам маменькин сынок.

Ну точно, жених. Сука.

— Маменькин сынок?

На мой вопросительный взгляд поясняет:

— Ему под сорок, а он все с мамашкой живет. Еще из моей глупой сестры деньги сосет.

— В смысле?

— Да обманывает ее драгоценный Коля. Кольцо подарил дешманское, и теперь они типа жених и невеста. Вот они все и копят, то на свадьбу, то на квартиру. Она как дура деньги ему носит, а ни квартиры, ни муженька до сих пор нет. Говорю — курица она у меня. Уж извини за такую сотрудницу.

С прохладцей смотрю на девицу. Ей лучше бы не открывать свой рот совсем. Бездонная бочка желчи и яда.

Николай, значит.

Извини, Николай, придется тебе свалить нахрен в розовый закат, ибо к Анне ты больше не приблизишься.

Ни разу не видел на ее пальце помолвочного кольца. Не заметил? Или не смотрел? Скорее всего второе, я как-то больше ее сиськи и задницу разглядывал, а не пальцы.

— Вчера у них скандал был, — сдает с потрохами свою сестру Алина. — Прикинь, мои вещи швырял, коробки перебирал, мол, много денег на меня уходит. Ему не перепадает.

— Что за мудень? — невольно вырывается у меня, а девица довольно хохочет.

— Так о чем и говорю! Нашла из-за кого плакать!

— Она вчера плакала? — я вдруг чувствую, как в груди неприятно колет, а за уколами нарастает странный ком. Смею думать, что я тоже был причиной ее слез. Убежала от меня точно с мокрыми глазами.

— Белугой ревела. Сама виновата, неужели не видела, что он козел последний? Значит, так и надо ей, впредь будет умнее. Да что говорить, они два сапога пара!

Она рассказывает что-то еще, уже не про сестру, и я отстраненно слушаю, не соображая о чем вообще речь. Думаю, естественно, об Анне.

Если девица права, и хахаль моей секретарши реально такой ушлепок, как в рассказах, то устранить его не составит труда. Анну во всех позах буду иметь только я.

У подъезда она мнется, и не торопится выходить из машины. Их дом самая обычная обшарпанная панелька в спальном районе на юге Москвы. Я с интересом разглядываю двор, в котором Анна появляется каждый день. Но мелкая заноза меня отвлекает.

Затеребив свою сумку, она вполне ожидаемо наклоняется ко мне и произносит с легким придыханием (по крайне мере, пытается это сделать):

— Не хочешь подняться и попить чаю?

Я бы, может, и поднялся, чтобы как маньяк поразглядывать вещи своей хорошенькой секретарши, но не могу. Эта самая хорошенькая секретарша ждет меня сейчас в офисе и, возможно, нуждается в утешении.

Делая вид, что я полный тормоз и не разгадал в ее приглашении никакого намека, обезоруживающе улыбаюсь.

— Нет, спасибо. Мне некогда.

— Ты правда торопишься? — ее лицо разочарованно вытягивается.

— Да, Алин, очень тороплюсь. Давай в другой раз почаевничаем, — буквально указываю глазами на дверь.

Покраснев, та послушно кивает и, наконец, нехотя покидает мое авто. Ну а я мчу на всех парах в офис, попутно выветривая запах ее приторных духов.

Довольные оскалы любимых гарпий на ресепшене мне категорически не нравятся. Дианочка и Тонечка многозначительно переглядываются, неумело прячут винировые улыбки.

Чувствуя подвох, заставляю себя замедлиться и идти как ни в чем не бывало, но ноги сами просятся в бег. Сердце стучит, как ненормальное. Рывок двери. Быстрый взгляд. Так и знал.

Стол Анны пуст.

Нет! Нет, нет!

Бросаюсь в свой кабинет и хватаю единственную бумажку, сиротливо лежащую на моем столе. Ее заявление об увольнении.

Твою мать!

Неужели все так хреново?

Глава 18

Ярослав

Целых три дня я пытался дозвониться до нее, но она не брала трубку. На четвертый день она бросила мой номер в черный список. Тогда я прочно обосновался у ее подъезда, набрав в Макдаке всякой дряни и откинувшись на сиденье