В стороне от плаца, стояли немногочисленные родственники. Они махали выходящим из казарменного расположения курсантам. Курсанты узнавали любимые лица, улыбались и отвечали на приветствия. Валерка с грустью посмотрел на чужих родственников. Он знал, что никто к нему не приедет. Далеко, да и дорого. Вот и весь сказ. Где-то в душе он очень завидовал ребятам, чьи родные, несмотря на расстояние и дороговизну проезда, всё же приехали поддержать и поздравить сыновей. От зависти ныла душа, но внешне он старался этого не показывать.

По случаю принятия Присяги учебная рота повзводно была построена вдоль казармы. Перед каждым взводом стоял стол. На нём лежал текст Присяги в папке красного цвета. За столом стоял командир взвода и его заместитель — сержант. Он громко и четко называл фамилию,

— Рядовой Яванский! — наконец-то дошла очередь до Валерки. Пот ручьями стекала под формой. Жара невыносимая. Скорее бы в казарменную прохладу.

— Я!

— Для торжественного принятия Присяги на верность Союзу Советских Социалистических Республик выйти из строя!

— Есть! — чеканя шаг, он подошёл к столу и доложил о прибытии. Взял папку с текстом и развернулся лицом к строю. Висящий наперевес автомат изрядно надоел и мешал. Раскрыв папку, начал читать отрывисто, чётко и громко, — Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик Яванский Валерий Владимирович, принимаю присягу и торжественно клянусь. Быть…

Приняв Присягу, он сложил папку. Развернулся лицом к офицеру, расписался в списке.

— Встать в строй!

— Есть! — так же чётко и красиво строевым шагом Валерий вернулся в строй.

Сегодня новобранцы стали полноправными курсантами учёбной роты и солдатами Советской Армии. Учебная рота повзводно прошла торжественным маршем с песней. От переполняющей радости третий взвод орал, хотя и выдерживал мелодию: «Лишь только через две. Через две весны. Через две. Через две зимы. Отслужу, отслужу как надо и вернусь».

Сдали оружие, расставив его по местам в пирамидах оружейной комнаты. Отделениями входили в Ленинскую комнату, где приезжий фотограф снимал каждого в отдельности. Наконец-то получили разрешение переодеться. После обеда было личное время. Писали письма домой. Смотрели телевизор. Читали книги и журналы. Гуляли по части, лишь с одним условием: не заходить в офицерский городок. Первый раз попали в солдатскую лавку, испили соку с пирожными, наелись конфет. Как-то и откуда-то повелось, что все солдаты сладкоежки, истосковавшиеся за месяц по гражданской жизни вдвойне. После шестнадцати часов вся рота, не считая счастливчиков, находящихся в увольнении с родными и близкими, сидела в солдатском клубе на просмотре художественной киноленты. После вечерней поверки сразу легли спать. И никаких тренировок и лишних команд, кроме одной: «Рота! Отбой!».

Глава 27

Столовая

Жизнь покатила в новом русле. К наряду по роте прибавились наряды по столовой, штабу и контрольно-пропускному пункту. Со Славой Мишиным случился небольшой конфуз. После наряда по роте его ноги, «истосковавшиеся по свободе», разбухли до такой степени, что сапоги пришлось разрезать. Не достояв «на тумбочке» положенных суток, Мишин в сопровождении товарищей отправился в санчасть. Пробыв там некоторое время, он вернулся в роту счастливейшим человеком, несмотря на перебинтованные ступни ног. Ещё бы, его освободили от строевой подготовки и наряда по роте. Счастье продлилось дня два. На очередной утренней поверке старшина зачитал список заступающих в большой наряд. Двое из отделения водителей заступали в наряд по роте, а остальные семь, в том числе и Слава, заступали в первый наряд по столовой. К этому наряду готовиться особенно не надо. Чем грязнее подменное обмундирование, тем лучше. Пришивать, зашивать и подшивать ничего не надо. Гладиться не надо. Благодать. Время, отведённое перед нарядом для отдыха, использовалось в полном объёме для сна. На развод тоже выходить не надо.

Ровно в восемнадцать часов семь водителей и сержант учебной роты стояли в фойе солдатской столовой.

— Во время приема наряда по столовой, — начал инструктаж сержант, — проверяется чистота рабочих и подсобных помещений, наличие и целостность тарелок, кружек, вилок и ложек. А также разносов и иной столовой утвари. Слушай мою команду! Баринов!

— Я!

— Головка от патефона! Принимаешь ложки и вилки! Панов!

— Я!

— Штопор тебе в глотку! Принимаешь глубокие тарелки и кружки! Тершин!

— Я!

— Гроза морей и океанов! Принимаешь мелкие тарелки и разносы! Худый!

— Я!

— Толстею на глазах! Порядок и наличие закрепленного инвентаря в разделочном цехе и овощном цехе! Райский!

— Я!

— Из рая в ад! Порядок и наличие инвентаря варочного цеха! Мишин!

— Я, — слегка уныло отозвался Слава.

— «Самострелов» нам не надо. Но куда же от тебя денешься, изнеженный ты наш. Принимаешь хлеборезку и порядок в столовом зале. Яванский!

— Я!

— Точно, ты… порядок в моечном цехе. А там посмотрим, может, кому помощь, какая понадобится. Одним словом, на подхвате. Ясно?

— Так точно! — гаркнул наряд.

— К принятию наряда приступить!

Хорошо сказать «приступить», а как принимать наряд, в состав которого входят одни «дедушки» боевой роты? Они сидели, развалившись на стульях в столовом зале. Смотрели на прибывший наряд и довольно улыбались, разинув «акульи» пасти. Ещё бы такая лафа привалила. Наряд принимали «салаги» учебной роты.

Представители сдающего и принимающего нарядов рассыпались по своим участкам, кто за что ответственный. И началось сотрясание воздуха, перемалывание словес, а кое-где слышались приглушенные тупые удары.

— Ты чего, «салага»? Тебе вилок не хватает? Пересчитывай. Сам «дедушка» считал, всё на месте было. Пересчитал? Что, опять не хватает? Сколько? Иди сюда, — сыплется серия точных ударов по телу. — Пересчитывай. Так. Пересчитал? Всё точно? Ну, я же тебе говорил, что всё на месте. Товарищ прапорщик, вилки сдал. Так точно, всё на месте.

Что сдавалось под счёт, принималось аналогично. Порядок в цехах и помещениях принимался немного иначе.

— Где, говоришь, грязно? Ты смотри, точно. За котлами Грязновато. Ай-ай-ай! Молодец, заметил, а я и не увидел… Интересно, кто будет наводить порядок за котлами? Наверное, повар. Яша, иди сюда, — вышел повар. Наверное, это был штучный экземпляр малочисленных народов Якутии. Детина ростом под два метра и необъятных размеров. Если с кем сравнивать, так только с борцами сумо, слегка недокормленными.

— Чего? — спросил он отрывисто басистым, утробным голосом. Вопрос чётко отражал и внутренний мир его владельца, и интеллект.

— Тут вот салага утверждает, что ты должен наводить порядок за котлами. Намусорил, говорит, повар, так пусть и убирает. Представляешь… какая на-а-агло-о-ость?

— Чё?

— То! Что, не слышал?

— Слышал. Я не понял, ты чего? Нюх потерял? Так это поправимо, — и он начал движение в сторону «салаги».

— Я… я…. Я-а-а, — сглотнул Райский и, не шелохнувшись, смотрел на надвигающуюся гору.

«Дедушка» отошёл в сторону. Надвинувшаяся туша животом придавила Виталика