Я подумала, что он сейчас заплачет, но малыш сдержался. Только схватил мою руку и прижал её к губам, совсем как взрослый. Ну вот что с ним сделать?! Я порывисто обняла Рая, прижала к себе, спрятав его лицо на груди.

И в этот момент поняла, почему женщины усыновляют неродных детей.

Я устроила Рая на кровати маленькой комнаты и укрыла тяжёлым козьим одеялом. Он — слишком маленький для такой большой постели — съёжился, скрутился в клубок, поджав ноги. Я укутала их, чтобы не раскрылся ночью, и присела рядом, погладила малыша по чистым волосам, которые стали шелковистыми и гладкими, спросила:

— Тебе удобно, Рай?

Он кивнул. Наклонившись, поцеловала его в висок и улыбнулась:

— Не испугаешься тут один?

Малыш пожал плечами и крепче ввинтился в подушки, натянув одеяло до самого подбородка. А мне пришла в голову идея:

— Давай я тебе котёнка принесу? Так и будете вместе спать, а он тебя защитит, если что! У него когти — во! Зубы — во!

У мальчика в глазах отразились сразу страх, любопытство и восторг. Вот и хорошо, пусть оба тут обживаются, будет веселее.

Когда Рай уснул, я на цыпочках вышла из комнатки и притворила каменную дверь, подложив кусок тряпки, чтобы проход не захлопнулся. Обернулась и вздрогнула. На меня смотрели четыре пары глаз. Угадайте, чьи?

Девлин поклонился и сказал:

— Милостивая ари, как вы и пожелали, я привёл обоих кяэрри.

Тиль приподнял котёнка, которого держал на руках:

— С вашего позволения, здесь и Шак. Мы покормили его, что теперь делать?

— Мальчики, — улыбнулась я, одним махом зачислив в мальчики и кота, и сорокалетнего Девлина. — Я вас просто обожаю!

Дайго дёрнул уголками губ, а лицо Тиля порозовело. Девлин же наоборот насупился, пробурчал:

— Какие будут указания, милостивая ари?

— Вы ужинали?

— Ещё не сподобились.

— Ну вот закажите себе ужин в спальню! — весело ответила я и забрала котёнка из рук Тиля. — А мне ужин подадут в бывший детский дом?

— Как вы и пожелали, милостивая.

Девлин старался держаться отстранённо и холодно, но я видела, что он обижен и раздосадован. Да уж, привёл в дом иномирянку, которая стремится перевернуть на сто восемьдесят градусов сам уклад жизни этих странных мужчин. Ещё и советов не слушает.

Я обязательно успокою его. Найду способ примириться. В конце концов без Девлина в чужом мире мне будет трудно. Да и человек он хороший — умный, в меру хитрый и продуманный. Поэтому я коснулась руки Девлина, сказала:

— После я приду. Обо всём поговорим, ладно? А пока…

Я взяла с пола подушку, сделанную из шкуры дикой кошки, и устроила котёнка в комнатке Рая. Так два маленьких ребёнка будут чувствовать себя увереннее вдвоём. Девлин распахнул двери и крикнул в коридор:

— Накей! Отведи милостивую ари в детский дом!

Твою мать! Опять конвой… Я бросила Девлину нехороший взгляд и вышла. Я бы сама… Ну ладно, сама бы я не добралась, но спросила бы! И любой подсказал бы. Так вот нет. Обязательно нужно приставить ко мне кяри!

Под предводительством покемона по имени Накей я вышла из дома, прошла, любуясь на тусклый кристалл, несколько десятков метров по двору и оказалась перед небольшим срубом. Кяри с почтением поклонился и открыл передо мною дверь:

— Извольте, милостивая ари, вот и детский дом.

— А ужин?

— Уж сервирован, милостивая, ждёт вас.

— Всё, иди теперь.

— Не могу оставить вас с дикарём наедине.

— Алё, милый мой! Сказала: иди!

Кяри несколько секунд колебался, но послушание пересилило чувство долга. Он поклонился и позволил мне войти.

Дом, предназначенный для детей, выглядел, если честно, убого. Ни гобеленов, ни мебели детской. Шкуры, правда, по всему полу были разложены, но их уже побила моль. Всё выбросить нафиг и застелить ткаными половиками… В доме была одна большая комната, дышавшая жаром от очага посредине. Ужин мне и правда сервировали роскошный. Мясо, овощи, какая-то каша в плошке… Кубок и кувшин с вином стояли рядом на маленьком столике. А за очагом на шкуре сидел мой новый наложник. Мой дикарь.

Его даже не потрудились одеть. Голый, как Адам, он нахохлился, сложив руки между колен и глядя в пол. Южанин… Не как наши кавказцы, нет. Скорее что-то в нём было от средиземноморского шарма французов или горячности испанцев. Чего стоил только один взгляд, брошенный мне на подходе! Будь его воля, он бы меня убил и расчленил… Но меня такой вариант не устраивает!

— Привет, — сказала я, подходя поближе. И заметила, что руки и ноги пленника всё ещё связаны между собой. Да что ж такое! Ну ничего доверить нельзя! Всё самой делать надо, всё самой!

Мужчина раздул ноздри и пробормотал что-то очень эмоциональное. Впрочем, я не поняла ни слова. Но, думаю, он выругался. Я бы тоже ругалась на его месте, понимаю.

— Извини, за такой приём, но… Мои слуги не уверены в твоём благоразумии, — я указала на верёвки. Он проследил за моим взглядом, и я увидела, как сжались кулаки, как выступили вены на руках. Но порвать путы пленник не смог. А что там рвать-то? Если можно просто развязать…

Я села на пол, подтянув платье, чтобы не путалось в ногах. Взглянула в глаза — чёрные, жгучие, такие страстные в своей ненависти, и потерялась в них. Искра, буря, безумие… Какие мальчики, какой Димка… Я всю жизнь ждала только эти глаза, чтобы влюбиться в них!

— Предлагаю следующий расклад, — в порядке бреда произнесла я первое, что пришло в голову. — Я развяжу тебя, мы поужинаем и поговорим о тебе. Потому что я до сих пор не знаю, как тебя зовут.

Он меня не понимает.

Осознание пришло почти сразу — когда увидела наморщенный лоб и шевелящиеся губы. Южанин не говорит на языке людей, к которым я попала. Он пытался повторить мои слова, но не смог. Отлично! Просто отлично! Я умудрилась влюбиться в мужчину, с которым даже не могу объясниться!

Что такое не везёт и как с ним бороться?

Ладно, терпение и труд всё перетрут, как говорится у нас на Руси. Поэтому я запаслась терпением, придвинулась ближе к мужчине и ткнула себя в грудь пальцем:

— Анна!

Он наклонил голову к плечу, снова шевельнул губами, словно пробуя на вкус моё имя. А я повторила, чтобы закрепить пройденное:

— Анна, я — Анна!

А потом ткнула пальцем в его грудь. Пауза затянулась. Пленник нахмурился. Я видела, что он не дурачок. Значит, прекрасно понял мою пантомиму. Но, возможно, не хочет отвечать.

— Я Анна, а ты?

Мужчина вскинул голову так, что стало ясно — он не простой крестьянин, а, возможно, даже целый аристократ, и ответил с волнующим акцентом, от которого затрепетало сердце: