– Ого, чувак, тебя подстрелили, ― бормочет нервный тип с бегающими глазками.

Я игнорирую шавку и обращаюсь сразу к Буйволу.

– Готова?

Он лениво кивает, внимательно рассматривая мое плечо.

– Засветился?

– Слегка.

Достаю из багажника куртку, вынимаю из кармана деньги и передаю Буйволу.

– Я же сказал, что будет со скидкой, ― бормочет он, пересчитывая купюры.

– Это за неудобства. В салоне кожа с кровавыми пятнами. Химчистка стоит недешево.

Буйвол кивает.

– Твоя в соседнем ангаре. Эй, ты бледный. Все нормально?

Я снова непроизвольно сжимаю челюсти, когда рана в плече начинает пульсировать. Меня начинает потряхивать, и я напрягаю мышцы, чтобы избавиться от этого ощущения. Буйвол провожает меня в соседний ангар сразу после того, как я вынимаю из бардачка машины свои вещи. Эту я тоже арендовал у него. Буйвол передает мне ключи от неприметного седана, желает удачи и провожает взглядом, когда я покидаю его гараж.

Я выезжаю на дорогу уже туго соображая, где нахожусь. Еду, едва держа себя в сознании. Слышу, как жужжит телефон в кармане, но не могу его достать. Потому что правая рука почти не двигается, она онемела от боли, а левая держит руль. Я знаю, что звонит Адриан, но не могу ответить. Дома ему перезвоню. Жужжание стихает, а потом повторяется по новой, и так несколько раз. Я перестаю обращать на него внимание, пытаясь полностью сосредоточиться на дороге.

– Блядь, ― шиплю сквозь зубы, сжимая челюсти до хруста.

Со временем я практически перестаю чувствовать руку. На ее месте теперь бесполезная холодная оглобля, которую я даже не могу поднять. Ее словно засунули в ванну со льдом. Зрение начинает расплываться, я не могу нормально сфокусироваться. Машины, которые окружают меня на дороге, сливаются в одно разноцветное пятно. И я уплываю. Из последних сил заставляю себя прокусить губу, чтобы дать себе фактор, который позволит не уснуть. Я знаю, что если усну, то больше не проснусь никогда. Особенно учитывая то, что я двигаюсь в недостаточно плотном вечернем трафике. Если я отключусь, то меня понесет в сторону, и наверняка найдется какой-нибудь грузовик, который укатает меня в асфальт вместе с жестяной банкой, которую я веду.

Пульсирующая боль в губе немного отрезвляет. Теперь машины не одно пятно, а несколько, и у каждого свой цвет. Это, наверное, хорошо. Мне бы открыть окно, чтобы впустить свежий воздух, но и этого я сделать не могу по понятным причинам. Я перебираю в голове сотни мыслей, чтобы отвлечься от своего состояния, но все они сбиваются, превращаясь в навязчивую идею отпустить руль и отдаться на милость судьбе. Но в конце пути меня ждет Мишель, а я обещал ей вернуться и покормить собак.

До домика я доезжаю в состоянии, которое иначе, как прострацией, не назовешь. Я двигаюсь инстинктивно, буквально наощупь. Как будто моя рука сама знает, в какую сторону мне нужно свернуть. Я уже не разбираю дорогу, окружающий мир слился в некое подобие брызг красок, и я не знаю, куда еду. Просто двигаюсь на машине, ведомый притяжением Мишель. Потому что обещал ей вернуться. Если бы не она, то я бы уже сдался.

Слышу вдалеке лай даже с закрытыми окнами. Я узнаю голоса Висты и Бакса, и все напряжение в секунду уходит из моего тела. Я как будто признаю свое поражение и победу одновременно. Паркуюсь, даже не глядя, где собаки, полагаюсь на их инстинкт самосохранения. Глушу мотор и тяжело, прерывисто выдыхаю. Все. Я на месте. Затуманенным взглядом смотрю на дом, и мне хочется выругаться на Мишель, но нет сил пошевелить губами. Я же просил ее закрыть ставни, но нет, они открыты, и в окнах горит свет. Обязательно наругаю ее, вот только доберусь до дома.

Из последних сил открываю дверцу, все еще глядя на дом. А потом словно кто-то дергает рубильник вниз и выключает во мне жизнь. Наступает темнота.

Мишель

Все те часы, пока его нет дома, я не нахожу себе места. Постоянно молюсь Богу, а потом истерично смеюсь. Я молюсь, чтобы Господь не дал умереть убийце. Может ли ситуация стать еще абсурднее? Около восьми вечера я выхожу кормить собак. Они крутятся у моих ног и поскуливают. Я присаживаюсь на пень возле дома и вглядываюсь в темноту леса, сжимая в руке телефон, который мне дал Финн. Сколько времени занимает убийство? Финна нет уже три часа, и я волнуюсь. Ладно, схожу с ума от тревоги, меня накрывает паника. Так выразиться будет правильно. Волнуются родители, когда ребенок впервые идет в школу. Волнуется муж, когда жена рожает. Оказывается, когда твой мужчина совершает убийство, ты медленно умираешь без него.

Твой мужчина. Я грустно улыбаюсь, думая так о Финне. Когда он успел стать моим мужчиной? Когда чуть не изнасиловал в лесу или когда у нас дважды чуть не случился секс? Я запускаю пальцы в волосы и крепко сжимаю их у корней, пытаясь почувствовать боль, которая хоть ненадолго отвлечет мое внимание от ужаса, который то и дело скручивает внутренности. Виста подходит и кладет морду мне на колено, преданно заглядывает в глаза. Я впервые кладу ладонь ей на голову и медленно глажу, а она шумно вздыхает, не сводя с меня взгляда.

– Он вернется, девочка, ― шепчу я. ― Обязательно вернется, он обещал.

В голове набатом стучит: «Я люблю тебя. Я люблю тебя» голосом Финна. Только когда он уехал, я до конца осознала то, что услышала. Как он может любить меня? Как мог полюбить так быстро? Внутри меня сердце обдает жаром от воспоминания об этих словах. Жаром в хорошем смысле. Внизу живота как будто что-то щекочет. То ли это тревога так чувствуется, то ли эхо признания Финна никак не оставит меня.

Спустя примерно час я слышу, что собаки ведут себя тревожно. Они поскуливают и негромко лают. Я бросаю взгляд на окна, вспоминая указание Финна закрыть ставни, чего я так и не сделала. Я была слишком занята раскладыванием свои мыслей по полочкам.

Хватаю пистолет и снимаю с предохранителя. Пальцами второй руки разблокирую телефон и большой зависает над номером Адриана. А потом я слышу звук подъезжающей машины. Спрятавшись сбоку от окна, я аккуратно выглядываю, чтобы меня не было видно с улицы. Сердце грохочет где-то в горле, а дыхание частое и поверхностное. Кажется, я сейчас отключусь от страха. К домику подъезжает незнакомая машина, но собаки не бросаются на нее, как на незваного гостя в прошлом доме Финна. Наоборот, они счастливо скачут, пока машина паркуется. Так они встречают только своего хозяина.

Все еще боясь расслабиться, я напряженно смотрю сквозь стекло на водительскую дверь. Двигатель перестает работать, и теперь я не слышу никаких звуков, кроме шума собственной крови и приглушенного поскуливания Висты и Бакса. Пару минут из машины никто не выходит, и это напрягает. Я должна видеть, кто там, чтобы понимать, что делать дальше. А потом мое сердце практически останавливается, когда я вижу, как открывается водительская дверь и из машины с грохотом выпадает тело. Не контролируя реакцию, я коротко вскрикиваю, и прикусываю тыльную сторону ладони. Вдруг в машине еще кто-то есть?