17 (30) июля Н. О. фон Эссен получил информацию о том, что 12 (25) июля Германия и Швеция заключили союз, что могло резко ухудшить положение Балтийского флота, и германские корабли вышли из Киля, держа курс на Данциг. Это означало, что в течение 30–36 часов они могли оказаться у Поркалауда. В случае если бы это произошло, остановить их без минных позиций было бы невозможно172. Положение складывалось столь опасное, что для удержания позиций рассматривался даже план вывода недостроенного дредноута «Петропавловск» и использования его в качестве плавучей батареи у Наргена173. Командующий флотом не стал ждать инструкций. Войскам ушла телеграмма «Огонь! Огонь! Огонь!», извещавшая о начале военных действий174. Флот немедленно пришел в движение – это был сигнал о постановке мин на Поркалаудской позиции175. Без санкций был решен и другой важнейший вопрос. «Пусть меня потом сменят, – сказал адмирал, – но я ставлю заграждение»176. В пять часов утра 18 (31) июля отряд минных заградителей начал минирование входа в Финский залив. Было поставлено 2200 мин, а еще ранее начата подготовка к эвакуации военно-морской базы в Либаве177. У границ заграждения остались дежурить корабли, которые останавливали и возвращали назад коммерческие пароходы178. До конца года флот поставил 4896 мин, по большей части на центральной позиции179.

В июле 1914 г. Н. О. фон Эссен рисковал, поскольку распоряжение начать такие действия он получил позже180. Адмирал не был простым исполнителем, хорошо усвоив уроки Порт-Артура. В своем штабе он установил порядки, которые заслуженно создали ему репутацию человека дела. Н. О. фон Эссен не только сам не страдал бюрократизмом, но и не терпел его в окружении. Вся его система управления была ориентирована на развитие духа инициативы у офицеров и матросов181. Результатом долгого труда стали искренняя любовь и тех, и других, огромный, практически беспрекословный авторитет командующего, несравнимый ни с кем из его современников182. Адмирал имел полное право на те слова, с которыми он обратился к своим подчиненным 19 июля (1 августа) 1914 г.: «Волею Государя Императора сегодня объявлена война. Поздравляю Балтийский флот с великим днем, для которого мы живем, которого мы ждали и к которому готовились»183.

30 июля граф Л. фон Бертхольд пригласил к себе русского посла в Вене. Он заявил, что ввиду начавшейся русской мобилизации Австро-Венгрия вынуждена приступить к мобилизации своих войск на русской границе. Министр заверил дипломата, что данный акт не носит враждебного характера по отношению к России, с которой его страна хотела бы сохранить добрые отношения, и просил передать эти слова в Петербург. Разговор незамедлительно зашел о сербском вопросе. Н. Н. Шебеко попытался объяснить, что австрийские действия против Сербии выдают желание нанести смертельный удар этому государству, и это не может не вызвать всеобщее негодование в России. Л. фон Бертхольд попытался отделаться обычными упреками в адрес Белграда и общими фразами о том, что его страна не посягает на суверенитет своего балканского соседа. В тот же день австрийский посол в России получил разъяснение Л. фон Бертхольда: он отказывался впредь обсуждать вопросы, связанные с ответной сербской нотой и австросербской войной, отметив при этом, что Дунайская монархия не желает затрагивать интересы России и не планирует аннексии какой-то части сербской территории или умаления суверенитета Сербии184. Несмотря на эту подслащенную пилюлю, было ясно, что австрийцы отнюдь не собираются останавливать военные действия. Вскоре последовало и разъяснение причин их неуступчивости.

18 (31) июля Ф. фон Пурталес вновь явился в здание русского МИДа и передал товарищу министра А. А. Нератову записку, излагавшую позицию Берлина: «Следуя данным Германией в Вене советам, Австрия выступила с декларацией, которой, по мнению германского правительства, достаточно, чтобы успокоить Россию. Подобная декларация, которой находящаяся в состоянии войны великая держава заранее связывает себе руки к моменту заключения мира, должна быть рассматриваема как очень крупная уступка и как доказательство ее миролюбия. Россия должна дать себе отчет в том, что, стремясь заставить Австрию идти далее этой декларации, она просит у нее нечто, не совместимое с ее достоинством и престижем великой державы. Упрекая Австрию в том, что последняя нарушает суверенные права Сербии, она посягает на те же права Австрии. Русское правительство не должно бы упускать из виду, что Германия заинтересована (выделено в оригинале. – А. О.) в поддержании престижа Австро-Венгрии как великой державы и что нельзя требовать от Германии, чтобы она воздействовала на Австрию в направлении, идущем вразрез с ее собственными интересами. При этих условиях, если Россия будет настаивать на своих требованиях и откажется признать локализацию австро-сербского конфликта совершенно необходимой в интересах европейского мира, она должна в то же время отдать себе отчет в том, что положение является крайне опасным»185.

Итак, Германия сбросила маску, признавшись, что с самого начала не ставила перед собой задачу остановить австро-сербскую войну, а, скорее, наоборот. Не удивительно, что и попытка посредничества со стороны Великобритании также не увенчалась успехом. 31 июля Вена ответила на это предложение весьма оригинальным образом: она согласилась его принять при условии продолжения военных действий и приостановления русской мобилизации186. Что касается попыток Николая II воздействовать на Австро-Венгрию через Берлин, то они были обречены на провал. 31 июля Т. фон Бетман-Гольвег отправил М. фон Лихновскому телеграмму: «29 июля Царь предложил Его Величеству по телеграфу выступить посредником между Россией и Австрией. Его Величество немедленно объявил о своем согласии, информировав об этом по телеграфу Царя и немедленно предприняв шаги в Вене. Не дождавшись результата, Россия мобилизовалась против Австрии. Вследствие этого Его Величество обратил по телеграфу внимание Царя на то, что считает теперь посреднические акции почти иллюзорными, и предложил остановить военную подготовку против Австрии. Этого не было сделано… Мы не можем быть отвлеченными наблюдателями и спокойно смотреть на русскую мобилизацию у наших границ. Мы заявили России, что если в течение 12 часов военная подготовка против Австро-Венгрии и нас не будет остановлена, мы вынуждены будем начать мобилизацию. Это будет означать войну. Мы уже сделали запрос Франции, останется ли она нейтральной в случае германо-русской войны»187.

На самом деле еще 26 июля военный министр Пруссии генерал Эрих фон Фалькенгайн начал возвращать войска из лагерей, была введена охрана железных дорог, началась закупка зерна в районах сосредоточения армий, а 30 июля объявлены «положение, угрожающее войной», и призыв шести возрастов резервистов. Фактически началась мобилизация германской армии188. Формально она была объявлена значительно позже, пока же Николай II предпринимал последние усилия для того, чтобы предотвратить войну. «По техническим условиям невозможно приостановить наши военные приготовления, – сообщал он германскому кайзеру 18 (31) июля в 14 часов 55 минут, – которые явились неизбежным последствием мобилизации Австрии. Мы далеки от того, чтобы желать войны. Пока будут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не предпримут никаких вызывающих действий. Даю тебе в этом мое слово. Я верю в Божье милосердие и надеюсь на успешность твоего посредничества в Вене в пользу наших государств и европейского мира»189.