У меня установилась переписка с Ириной, которая находилась в Омске. В письмах она жаловалась на трудности своего положения, мне тоже было нелегко. 16 апреля 1942 года мы с Ириной официально зарегистрировали свой брак в Советском районном ЗАГСе Челябинска. В узком кругу отметили это событие. Ирина и Боря устраиваются в полученной комнате. Ее обставили, оборудовали, в общем, получилось хорошо, уютно, многие даже завидовали.

Тяготило меня и Ирину то, что мы не знали судьбы своих родных и близких, она не знала ничего о своей матери и тетке, которые остались в оккупированном Харькове. Я тоже ничего не знал о своей матери и старшей сестре Марусе, которые тоже оставались на оккупированной территории в селе Андреевка Харьковской области. Младший мой брат Митя находился в армии еще с финской войны, о его судьбе мне тоже ничего не было известно. В такой военной «мясорубке» я полагал, что он погиб. Как он писал в последнем полученном письме еще в начале войны, он командовал взводом огнеметчиков, а затем взводом разведки автоматчиков, успел уже получить ранение и награду — орден Красной Звезды. Я знал с детства его честность и твердый характер и был уверен: из него вышел отличный боец и командир, и ради общего дела он не пожалеет своей жизни. Горько мне было даже думать, что Мити, может быть, уже нет в живых. Но за общим огромным горем всей страны, мучениями народа, жертвами, которые мы несем, личное горе немного притуплялось.

Перед отъездом в Москву по вызову я решил отправить в Омск на лето в лагерь на Иртыше Ирину и Борю. Сделав все дела, поехал на вокзал оформить через военного коменданта проездные документы в Москву. На вокзале большое скопление людей, большинство красноармейцев на костылях, с перебинтованными головами, забинтованными руками. Чувствовалось, что где-то недалеко находится госпиталь. Сижу и размышляю, что, возможно, вот так и мой младший брат Митя, раненый — это в лучшем случае. И мне так захотелось увидеть родного брата, поговорить с ним. Опустив голову, задумался, замечтался, что не расслышал обращения ко мне: «Товарищ командир, разрешите прикурить?» Я поднял голову, перед собой увидел красноармейца с забинтованной рукой на перевязи и своим глазам не поверил — мне казалось, что это был сон, но передо мной стоял Митя, мой младший брат! Я как заколдованный стоял, глядел на него и не мог проронить ни слова. Первым опомнился Митя: «Это ты, Петя? Невероятно, какая неожиданность и счастье!» Мы обнялись, расцеловались, оба прослезились, не обращая внимания на особый интерес посторонних, окружающих и расспросы.

Как рассказал мне брат, он имеет уже третье тяжелое ранение. Награды: орден Красной Звезды и орден Отечественной войны I степени. Вот так произошла невероятная, неожиданная встреча в человеческом океане, в таком жизненном круговороте. За тысячи километров от родных мест встретились два родных брата, не видевшие друг друга в то тяжкое и тревожное время около пяти лет. Митя находился на излечении в Омском госпитале три месяца с простреленной правой ключицей. Шел он получать продовольственный аттестат, так как после лечения ему предстоял отпуск на поправку на три месяца. Куда ему ехать, он сам не знал, но собирался поехать в прифронтовую полосу, поближе к родным местам. Уговорил я его пока что остаться в Омской области. Через обком ВКП(б) и облисполком его направили в глубинный Белореченский район области заведующим учебной частью школы, ведь он сам до призыва в армию работал учителем в школе, преподавал математику.

Через четыре месяца он снова уехал на фронт в действующую армию, связь с ним опять надолго была потеряна. Но встречи в Омске мне не забыть до конца своих дней. Митя был демобилизован из армии только в 1947 году.

И вот Москва. Здесь я встретил многих товарищей, которые были в Купянске, теперь захваченном немцами. А также тех, которые со мной зимой 1941 года отправлялись теплушками в глубокий тыл. Всех их тоже, так же как и меня, вызвали в Москву в надежде скорой посылки в освобожденные районы Украины, но освобождение затягивалось. Немалая армия ответственных партийных, советских, административных работников находилась на положении «безответственных» — ничем не занятых людей, ведущих праздный образ жизни. Столовая, где по военному времени кормили неплохо, общежитие полуказарменного типа, тоска, безделье всех нас одолевали. Многие из нас, в том числе и я, просились в действующую армию или в партизанские отряды — ответ был один: «Ждите решения». Я все же написал официальное заявление в ЦК ВКП(б) о том, что если нельзя в армию или в партизаны, то дайте нам работу, чтобы мы даром не ели хлеб в такое трудное время для нашей Родины. Недели через две после поданного мной заявления меня пригласили в отдел кадров ЦК ВКП(б) к товарищу Андрееву, он же был и секретарем парткома ЦК. Андреев внимательно со мной побеседовал, выяснил все вопросы и предложил мне должность инструктора ЦК ВКП(б) в оборонном отделе ЦК. Я это предложение принял с большой радостью, ведь это живое дело, не прозябание в общежитии-казарме в ожидании, когда откроют столовую.

Инструктор ЦК ВКП(б) в отделе оборонной промышленности — это ответственная работа, немалый объем и определенные полномочия, тем более в военное время. Меня определили в сектор по обеспечению разработки, производства и снаряжения реактивных снарядов РС во всех их модификациях. Это было новое и грозное, страшно засекреченное оружие. Открыто в армии и народе это оружие любовно называли: «Наши Катюши и Иваны». Заведующим сектором был Волков Н. Н., хороший коммунист, инженер, организатор, отличный товарищ — по-настоящему человечный человек. Впоследствии он стал директором 2-го Московского часового завода. Ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Уже позже, после войны, мы с ним имели переписку, от него у меня хранится сувенир — электронные настольные часы. Во главе нашего управления стоял генерал Гайдуков, неплохой человек, но очень суетливый. Инструкторами вместе со мной были: Матюшин из Мурома, впоследствии он стал первым секретарем Краснодарского крайкома партии, и Субботин из Нижнего Тагила, он длительное время работал в аппарате ЦК. Всю оборонную промышленность опекал секретарь ЦК ВКП(б) Маленков[27], и мне не раз приходилось быть на совещаниях, которые он проводил. Два раза на них я слушал И. В. Сталина.