– Федор… Никитич! – вскрикнула Луиза. – Я больше не могу вспомнить ничего полезного!

– Скажи прямо, как тут пройти, – потребовал Галер у голоса. Девушка подумала, что он обращается к ней, и беспомощно пожала плечами.

– Все ее книжные знания тут не стоят и полушки, – ответил голос. – Закону плевать, прав ты или нет. Истину ты говоришь или ложь. Закон нельзя победить – он сожрет тебя, какую бы чашу весов ты ни тронул.

– Но что делать-то? – в бешенстве воскликнул доктор. Луиза посмотрела на него со страхом.

– Но закон можно обойти, – хохотнул голос.

Галер кивнул и, вскинув мешок на плечо, уверенно обошел и каменные клешни, и статую весов.

– Скажите, Луиза, – сказал он. – Бабка заставляла вас учить биографии сподвижников Петра?

– Да.

– Все это здание проектировал Ганнибал. И как я понял, в молодом возрасте. Вы помните что-нибудь про Ганнибала?

– Он был негр, – ответила Луиза.

– Так…

– И прадед Пушкина. Инженер.

– В записке Петра, которую показывала Крылову Прасковья Жемчугова, говорилось, что Ганнибал был не в России, когда разрабатывал чертеж.

Луиза закусила губу.

– Кажется, в молодости он учился в Париже. И там были какие-то скандалы с дамами…

– То есть, когда он рисовал планы всех этих машин, Ганнибал имел проблемы с законом? – спросил доктор.

– Да.

– Ну что же…

Федор Никитич подошел к двери и толкнул ее.

Дверь открылась.

Лефортово

– Марфа Ипполитовна! – закричал Федя, врываясь в сени. – Ты где?

– Туточки! – Хозяйка отозвалась из кладовой, тут же вышла, неся в руках большой старый горшок с выщербленными краями. – Чего ты такой взъерошенный? Случилось что?

– Осталась какая одежда от твоего мужа? Очень нужно переодеться.

Бабка с сомнением осмотрела юношу.

– Так не налезет на тебя его одежонка-то, – сказала она, – мой-то был пониже да пожиже.

– Все равно, неси скорее. Время не терпит!

Марфа подала плечами.

– Сейчас в сундук залезу. Погоня за тобой, что ли?

– Несите!

Марфа Ипполитовна поставила горшок прямо на пол и ушла в комнату, бурча. Скрипнула крышка большого сундука. Потом бабка появилась со стопкой старой, пропахшей нафталином одежды – портками, рубахой и сюртуком коричневого цвета с заплатами на локтях. Юноша протянул руки, чтобы взять у нее ношу, но Марфа неожиданно прижала ее к себе.

– Ты, милок, прямо скажи мне, не таи. Если ты убил старую барыню, то сознайся прямо. Твой грех – тебе и отвечать. А бежать – это пустое дело. Как жить будешь, когда совесть нечиста?

Федя посмотрел на хозяйку округлившимися от удивления глазами.

– Ты что, Марфа Ипполитовна, – сказал он обиженно, – не убивал я той старухи.

– Побожись!

Юноша быстро перекрестился.

– Что же, – ответила бабка чуть спокойнее, – как не поверить кресту святому? Но если ты, милок, соврал мне, то теперь и перед Богом будешь виновен.

– Не убивал, не убивал я! – сердито ответил Федя, выхватывая одежду. – Для другого мне нужно.

Он переоделся, отказался от предложения пообедать, но взял горбушку хлеба и огурец для перекуса. Потом молодой человек выскочил из двора – путь предстоял далекий, он и так устал, почти пробежав от Останкино до Лефортово – только раз удалось ему напроситься в телегу возчика дров, да и то ход лошади показался ему таким медленным, что, не проехав полверсты, юноша соскочил и пустился дальше на своих двоих.

Теперь предстояло добраться обратно, а сил почти не осталось. Федя боялся, что не успеет, пропустит артель каменщиков. Он добрался до Обители уже в темноте, снова влез на дерево, но, как ни выискивал, не смог определить – пришли уже каменщики или нет. К ночи похолодало. Одежда покойного мужа Марфы Ипполитовны была мала и от ветра не спасала. Федя стянул с себя кушак, привязался им к ветке, чтобы не свалиться невзначай. Однако усталость от далеких переходов взяла свое, и скоро он уже заснул.

Останкино

Утром прибыла партия каторжников, за которыми посылал жандармский офицер. Одетые в рванье, вонючие и вшивые, они выстроились вдоль стены, и сразу стало понятно, что московская жандармерия постаралась избавиться от самого отребья.

Офицер прискакал через час после прибытия артели и, не слезая с лошади, тут же закричал:

– Так, всем слушать внимательно! Видите этот дом? Сейчас вам раздадут инструмент. Вы войдете внутрь и начнете разбивать стены там, где я укажу. Не скрою, в этом чертовом доме есть ловушки. Их надо остерегаться. Но есть и хорошая новость – первые трое, кто исполнит всю поставленную задачу, получат прощение и пойдут по домам. Понятно?

Каторжные стали переглядываться и шептаться. Наконец один из них, небольшого росточка жилистый мужик с прозвищем Коротыш, спросил:

– А кандалы сымете? Или так в них попрем?

Офицер повернулся к старшему из пришедших с командой охранников:

– Снять с них кандалы!

– Вашбродь… опасно! – тихо возразил тот.

– Снимай. Или сам с ними пойдешь. Тогда и поймешь, что опасней.

Караул, прибывший с артелью каторжников, начал сбивать кандалы со своих подопечных, те развеселились и разбирали инструмент охотно – вероятно, долгое сидение в тюрьме так надоело преступникам, что они воспринимали нынешнюю ситуацию как способ развлечься.

– Ну, чего ломать-то? – спросил пожилой мужик с желтой всклокоченной бородой.

Жандарм дал знак, и конвоиры повели каторжников через проем выбитой двери внутрь. Там они остановились и начали озираться. Жилистый Коротыш указал на кровавое пятно, оставшееся со вчера, неуверенно сказал:

– Никак задавило кого? В лепешку, глядь, растерло, а? Чего-то того… братцы, не к добру это…

– Молчать! – приказал жандармский офицер. – Делай, как я скажу, тогда останетесь живы. Видите ту скульптуру со стариком? Ломай ее, за ней должен быть проход.

Каторжники опасливо обошли пятно и приблизились к статуе Кроноса. Офицер опасливо посматривал на потолок – не начнет ли снова свое смертельное вращение каменный серп? Но в этот раз обошлось – мысль о том, что механизм срабатывает при нажатии на определенный камень пола, оказалась верной. Жандарм обернулся к Голикову.

– Нужны длинные доски. В следующем зале будем класть настил, чтобы больше не касаться пола.

Артель преступников сначала работала неохотно, с опаской, но потом, поняв, что ничего страшного пока не происходит, повеселела. В полчаса статуя была разбита, и в стене наконец открылся долгожданный проход.

– Хорошо, – кивнул офицер. – Делай привал, а потом беритесь за противоположную стену.

– Покурить бы, барин, – прогудел старик с желтой бородой, носивший звучную фамилию Пудилов, вытирая пот со лба. – Прикажи, а?

Жандарм повернулся к ротмистру.

– Есть у вас табак?

– Сделаем, – кивнул Голиков, а потом, приблизившись к офицеру, пробормотал: – Только, ваше благородие, следить за ними надо хорошенько. Чую, обязательно кто-то попытается сбежать.

– А ружья