услугами одного Прохора Кириллыча. Но раз наверху так решили – не ему жаловаться. Надобно только не терять его из виду.

– Значит, слушай, – Прохор снова подсел к столу. – Старуха, которой ты интересуешься, живет в Лефортово. Это за городом, я потом расскажу, как проехать. Дом на отшибе. Рядом есть деревенька в четыре двора. В самом доме кроме баронессы живет ее внучка и еще прислужница. А более никого.

Он задумчиво посмотрел на парня, а потом наклонился к нему поближе.

– Слушай, что я скажу, паря! Девчонка ейная, Лиза, примерно твоего возраста. Вот бы ты к ней подкатился, а?

Федя удивленно поднял голову.

– Подкатился? Это как?

– Тю! Ну, шуры-амуры завел, смекаешь? И через эту дырку бы в дом и залез… – он гаденько хохотнул.

Юноша пожал плечами. Прохор досадливо осекся, поморщился, встал и вынул из буфета бутылку смородиновой настойки. Плеснул в кружку перед Федором. Тот понюхал и выпил одним глотком.

– Во! – одобрительно кивнул Прохор. – Это по-нашему. Только вот что плохо. Девка – из благородных. А ты…

Он осмотрел Федора с ног до головы и продолжил:

– Не в обиду тебе будь сказано, одежонка на тебе… Переодеть бы… Хотя… Что бы такое придумать? Понимаешь, баре – они как племенные свиньи – с кем попало в лужу не лягут, только со своими. Ты, конечно, можешь попробовать к ним наняться. Садовником там или дворником… Ты как по этой части?

Юноша, доевший щи, откинулся на лавке спиной к стене. Еда и выпивка оказали на него снотворное действие. Федя начал задремывать, перед глазами поплыли разные картины – высокий белый дом с колоннами, молодая женщина в белом платье, и он…

Картины! Дремоту как рукой сняло.

– Слушай, дядя! – сказал он. – Денег у тебя не найдется?

Прохор Кириллыч досадливо крякнул. Началось!

Обитель

Ей снилось, что она снова в своей комнате – в ту последнюю ночь. И юноша снова спит рядом. Лиза смотрела на его кудри, на тонкий прямой нос и полуоткрытые губы. А дальше – привычные с детства шторы с крупными сиреневыми цветами, под ними – стол с книгами и альбомом. И – шаги на лестнице. Это поднимается бабка. Вот сейчас она откинет крючок, которым вечером запирала Лизину дверь снаружи, и войдет. Юноша испуганно открывает глаза и говорит:

– Просыпайтесь! Пора идти! Просыпайтесь, Лиза Дмитриевна!

Лиза проснулась. Все тело затекло от сна на каменном полу. Доктор Галер стоял перед ней на коленях.

– Что? – спросила девушка, еще не отойдя от сна.

– Слышите? Приложите ухо к стене.

Она сделала, как велел ей доктор, и услышала далекие частые удары.

– Они снова начали ломать стены, – сказал Галер. – Если мы не поторопимся, то эти люди нас нагонят.

Он подал ей руку, чтобы Лиза смогла встать, а потом отвернулся, когда она попросила его – после сна мучительно хотелось воспользоваться ночным горшком, но тут такой роскоши не существовало. Пришлось поднимать юбку и справлять нужду прямо у стены

Быстро перекусив сухарями, сыром и несколькими глотками воды, они подошли ко входу в следующий зал.

– Итак, это Весы, – сказал доктор. – Что вы знаете про этот знак зодиака?

– Кажется, о них написано в «Альмагесте» Птолемея, – ответила девушка. – Но на самом деле это потом они стали Весами, а сначала назывались Клешни Скорпиона.

– Того самого? – Галер указал на стену предыдущего зала.

– Да. Весы – атрибут богини правосудия Фемиды. Фемиды Юстиции – с повязкой на глазах и мечом.

– Странно, что тут нет ее статуи, а только весы. И что же на них взвешивали? Прошения обеих тяжущихся сторон? – спросил доктор. – Или деньги, которые готовы потратить истцы на приговор в свою сторону?

Девушка пожала плечами.

– Добрые и злые поступки человека после его смерти.

– А что это за странный помост, который ведет к весам?

Действительно, по краям зала пол был сделан чуть ниже, образовывая в центре помост в виде овала с заостренными вершинами.

– Дайте мне ваш галстук, – приказала Луиза, потом присела на корточки и смела пыль с ближайшего острия. На камнях обозначилась ломаная линия, зигзагами уходившая к каменным весам.

– Странно, – пробормотал доктор.

Девушка встала рядом.

– Это и есть клешни, – сказала она, – если продолжить линию далее, до самого конца…

– Сомкнутые клешни, – кивнул доктор, – ловушка. Чтобы дойти до весов, мы должны пройти по клешням. Там, насколько я понимаю, надо будет угадать, на какой чаше весов добро, а на какой – зло. Предположим, слева добро, которое открывает дверь в следующий зал. Тогда мы должны поднять камень с чаши зла справа, чтобы камни в чаше добра перевесили. Но если мы перепутаем…

– Клешни распахнутся, и мы упадем, – прошептала Луиза.

– Понятно, – сказал доктор.

– Ерунда, – сказал голос, – это обман! Просто ты слишком серьезен. Подумай еще.

Галер удивился – несмотря на принятые вчера капли, голос сегодня не исчез, а все так же продолжал звучать в его голове. Это было неприятно. Похоже, он все-таки ошибся с тщательно выверенной дозой. Или старый аптекарь, пользовавший еще его отца, был прав – начинается привыкание, и настойка больше не оказывает нужного действия, заставляя принимать все большие дозы. Что делать? Отказаться от нее и усилием воли постараться самому обходиться без этих спасительных капель? Нет, невозможно. Болезнь не приходила по часам, но уж когда тьма наваливалась и из нее выползали чудовища… Именно поэтому пузырек всегда был в кармане. Однажды он пропустил приступ… Когда? Он помнил свой ужас, но не мог определить – когда это случилось – давно или…

– Твоя болезнь опасна, – сказал тогда старик-аптекарь, – с возрастом ужас становится все больше. Сознание бродит во тьме и сражается с чудовищами. Но лекарство опасно не менее, особенно если не рассчитать дозировку. Капли успокаивают сознание, прогоняют ужас. Но они имеют и свойство создавать иллюзии. Очень живые иллюзии. Впрочем, скорее приятные. Проблема только в том, мальчик, что чем дольше ты будешь употреблять эти капли, тем сильнее тебя будет затягивать их действие. И настанет день, когда пока широкая тропа между адом кошмаров и раем иллюзий, по которой тебе предстоит идти, сузится до размера волоса. А потом и вовсе исчезнет. Впрочем, к этому далекому моменту ты уже не будешь отличать, где реальность, а где иллюзия. И главное, где ты окажешься в этот момент исчезновения тропы – в аду или в раю.

Потом он посмотрел на отца Федора Никитича.

– Мне жаль, – сказал старик.

Отец ничего не ответил.

Аптекаря звали Елисей Андреевич Бомелий. А может быть, и по-другому, но память подсказывала именно это имя.

– Очнись! – приказал