Глазами чернее ночи следила Алана за каждым движением Рафа. Он закатал до локтя рукава темно-синей фланелевой рубашки. Темные волоски мерцали и переливались золотистым блеском. Мышцы напрягались и ослабевали, слегка перекатываясь под кожей при каждом осторожном движении. Бархатные вены, просвечивающие сквозь кожу, настойчиво приглашали ее пальцы прощупать разветвленную сеточку жизни.

— Если хочешь выманить форель из глубины реки или озера, важно точно сымитировать настоящее насекомое, — продолжал объяснять Раф, привязывая крошечный кусочек ярко-красного перышка к основанию крючка.

— Почему? — поинтересовалась Алана.

— На глубине, где прячется форель, очень тихо, безопасно, вода там темно-синего цвета. Но просто жить в безопасности еще не достаточно для живых существ. Им этого мало. Им хочется ощутить прикосновение солнца. По крайней мере, — добавил мужчина с улыбкой, — особенным из них.

Алана долго внимательно смотрела на Рафа, чувствуя, как его слова разгоняют скопившийся страх, проникают глубоко в душу, подают надежду на нечто светлое, что подвластно только песне, которую она не может спеть.

— Моя задача состоит в том, чтобы выманить особенную форель из безопасных стерильных глубин, — сказал Раф. — Если я хочу добиться цели, должен знать, что происходит вокруг этой рыбки. Если еще летают серовато-коричневые майские мухи, то, конечно, эта рыбешка проигнорирует моего черного комара, неважно, насколько прекрасно он сделан и как крепко привязан.

Он искусно намотал на острие крючка блестящий черный волосок.

— Видишь ли, — мягко добавил Раф, — моя особенная форель отнюдь не глупа. Это своеобразная рыбка, сильная и осторожная. И, кроме того, она жаждет солнца.

Крошечные кусочки различных материалов переливались всеми цветами радуги. Невесомые разноцветные перышки казались особенно хрупкими в его руках, но все его движения были настолько осторожными, что он не повредил ни одного волоска.

Отделив от перышка крошечный кусочек, нужный для изготовления мушки, Раф нежно разгладил пальцами оставшуюся часть, опять превращая перышко в изящную дугу. Разноцветные волоски извивались и льнули к кончикам пальцев, как бы благодаря за понимание их утонченности и красоты.

Алана закрыла глаза и вновь очутилась во власти воспоминании, радуясь им, как радуется цветок солнцу. Раф впервые так ласкал ее, его сила и страсть уравновешивались пониманием ее невинности.

И она отвечала на его ласки, сладостно извиваясь, цепляясь за кончики его пальцев, в то время как его губы осыпали поцелуями ее грудь; имя его звучало в ее устах, как песня любви. И он откликнулся на этот зов. Утонченная красота его ласковых рук заставила ее забыть обо всем на свете. Она не испытывала ничего, кроме сладостного восторга, бросавшего ее в дрожь, когда она пела его имя.

Словно нежной молнией пронзил он ее тело, добравшись до самых глубин. И она поняла, что значит умереть и заново родиться в объятиях мужчины, которого любишь.

Испытать необыкновенно нежные прикосновения снова…

Алану охватила дрожь: зародившись глубоко внутри, она слабой рябью пробежала по телу, легким румянцем выплеснулась на щеки.

Мельком взглянув на Алану, Раф отметил и слабый румянец, и часто пульсирующую жилку на шее, прямо над изумрудным вырезом ночной сорочки. На мгновение его пальцы напряглись, глаза вспыхнули дымчатым янтарным огнем.

Усилием воли он заставил себя вновь сосредоточиться на работе, зная, что время еще не пришло. Он должен набраться терпения, иначе вспугнет ее и загонит опять в унылую безопасность, отдалив от воспоминаний, от жизни.

От него.

Ее дыхание, неровное, прерывистое, по звуку напоминало потрескивание фитиля под стеклянным колпаком керосиновой лампы. Алана открыла глаза и посмотрела на Рафа, испытывая желание прикоснуться к нему, ощутить его волосы и кожу, так же осторожно дотронуться до него, как он осторожно ощупывал материалы, из которых изготавливал мушки.

Если она это сделает, он обязательно в ответ прикоснется к ней, и она испугается. А потом будет презирать себя за этот страх.

— Отец никогда не ловил на мушку, — произнесла Алана охрипшим голосом, пытаясь нащупать безопасную тему для разговора. — Только на червяка или на блесну. И еще спиннингом. Вот на чем я выросла.

— Многие предпочитают таким способом ловить рыбу, — ответил Раф.

Голос звучал спокойно, безразлично, ничего от нее не требуя.

— Но ведь ты-то по-другому?

Раф слегка улыбнулся, привязывая следующий кро щечный кусочек перышка к темно-коричневому тельцу мушки.

— Я отдаю предпочтение особенной рыбешке, осторожной и неуловимой, которая прячется глубоко в потайных местах, известных лишь ей одной, — объяснил Раф. — Чтобы выманить такую форель из глубины на солнце, требуются все мое мастерство, терпение и уважение.

Он покрутил перышко в пальцах, под разным углом подставляя его к источнику света и любуясь восхитительной игрой цвета.

— А не легче ли ловить форель на глубине и не пытаться выманить ее на поверхность? — задала вопрос Алана, внимательно поглядывая на Рафа.

— Легче, да. Но то, что легко достается, мало ценится. — Раф взглянул на Алану поверх темных очков. Его глаза были золотистого оттенка и пылали, словно огонь в керосиновой лампе. — Форели должно недоставать рыбака, — продолжал Раф. — В противном случае это всего лишь упражнение в добывании пищи. Я хочу изготовить приманку настолько совершенную, что лишь особенная форель поднимется к ней из глубины.

— И погибнет, — заметила Алана почти грубым голосом.

— Нет, — мягко возразил Раф. — На моих крючках нет зазубрин

Алана широко раскрыла глаза. Она взглянула на крючки, разложенные на столе, на готовые мушки и едва начатые. Каждый крючок представлял собой искусно изготовленную гладкую дугу без единой зазубрины, которая бы рвала мясо. Она посмотрела прямо в янтарные глаза Рафа и почувствовала, что дыхание остановилось в груди.

— Ты хочешь научиться ловить на мушку? — задал вопрос Раф.

В ожидании ответа он осторожно покрутил в лучах падающего от лампы света золотистое перышко фазана, заставляя его переливаться всеми цветами радуги.

— У меня руки — крюки, — запротестовала Алана.

Раф нежно рассмеялся и покачал головой.

— Только не у тебя.

Она вытянула руки, будто стараясь убедить его в своей неуклюжести. Он медленно провел перышком от запястий к ладоням, затем к кончикам пальцев, касаясь ее кожи с нежностью дыхания. Кончики ее пальцев слегка задрожали в ответ.

— Руки у тебя прекрасные, — сказал Раф. — Изящные, с длинными пальцами и очень, очень чувствительные.

У Аланы перехватило дыхание, стоило ей увидеть выражение лица Рафа. Она поняла, что он вспо минает ее ласки, чувственный контраст ее рук и сильного мужского тела, страсть и удовольствие, что дарила она ему.