Первой попала «под раздачу» Вика. Она выскочила из класса жалеть меня и нашла в туалете.

– Ой, прости меня, я хотела как лучше, – заканючила она, глядя жалостливыми глазами.

Я вытирала слезы обиды, отвернувшись к окну. В туалет уже выстроилась очередь: кабинки без дверей давали возможность любопытным делать одновременно два дела – сидеть на унитазе и слушать, о чем мы разговариваем.

– Откуда Сурова узнала, что я тонула в Волге?

– Это я ей сказала. Когда меня Сова перевела к ней в каюту, Анька начала тебя хаять, сказала, что ты ее боишься. Тогда я и рассказала, какая ты смелая, хотела на спор Волгу переплыть, но тебя течением унесло… А что, нельзя было?

– Знаешь, Вика, у тебя язык – помело. Читать надо больше и на уроки ходить. Удивляюсь, как тебе на уроках до сих пор не пришло в голову привести в пример мальчиков из ШРМ с их марихуаной и Солженицыным.

– Ты хочешь сказать, что я дура? – догадалась Вика.

– Нет, сказать не хочу… Но придется. Может, ты и станешь великой актрисой или знаменитым режиссером, но Нобелевская премия тебе не светит!

Вика очень обиделась. Вряд ли она когда-нибудь вообще слышала об этой премии, но из моих уст это прозвучало очень обидно.

– Можно подумать, ты будешь! – ввязалась в склоку Вика.

– И я не буду, потому что меня не приняли в комсомол. И в институт меня не возьмут. И теперь вообще неизвестно, что со мной будет!

На эмоциях я выбежала из туалета и тут же столкнулась с девчонками.

Танюха схватила меня за плечи и начала трясти:

– Вот только плакать не надо! Сурова и Сова – две кретинки! Они просто ненавидят тебя. Нужно, чтобы тебе дал рекомендацию член партии, тогда они никуда не денутся.

– Да! – поддержала идею Настя. – Пусть тебе, к примеру, Соломон напишет рекомендацию. Он же коммунист. Примут тебя в комсомол как миленькие!

Я улыбнулась. Имя любимого учителя рассеяло отрицательные эмоции: мне стало смешно, едва я представила, как приду к Соломону и стану его просить помочь мне вступить в ряды комсомольцев. И это после всего того, что я ему рассказывала тогда в классе…

Вот и получилось, что «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя… Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания…»

Другими словами – человек зависит от общественного мнения. Но общество может ошибаться. Общество может зомбироваться. В разгар демократии мы хвалим демократов, при диктатуре мы славим вождей.

Жить «причесанно» можно, но так скучно. Жить вразрез с социумом чревато последствиями. Нельзя усидеть на двух сломанных стульях. Лучше вообще не садиться.

Больше я не пыталась вступить в комсомол.

Динара приехала ко мне домой с дружеской поддержкой. Привезла много татарской вкуснятины, вино «Старый замок» и самиздатовские воспоминания дочери Сталина Светланы Аллилуевой «Двадцать писем к другу».

– Это тебе Никита просил передать. Когда прочтешь, отдашь мне обратно. Я тебе другие книги привезу.

Это оказалось как нельзя кстати. После собрания настроение было отвратительное. Подобным «наказанием», сами того не понимая, классная руководительница с подлизами вынудили меня стать сочувствующей диссидентам и антисоветчикам. Хотя, если честно, я мало понимала в политике и существующем строе. Стадные чувства жить и не высовываться я впитала с детства, как и все мои сверстники. И не особенно задумывалась, почему наша страна живет так, а не иначе?

Так что решение о непринятии меня в комсомол подтолкнуло к выбору – «петь» хором или соло.

– Динара, привези мне, пожалуйста, Буковского, Войновича и Зиновьева. Я хочу попробовать разобраться в нашей жизни не со слов маразматичной исторички, а сама. Если что не пойму, спрошу у твоего Никиты. Договорились?

– Ты не боишься? Учти… об этом нельзя никому говорить. Даже родителям. Если узнают, откуда у тебя запрещенные книги, у Никиты могут быть проблемы.

– Обещаю: ни одна живая душа не узнает. Да и потом, кто заподозрит вчерашнего выпускника школы в распространении нелегальной литературы? Извини, но твой Никита больше похож на Раскольникова, чем на Рахметова. Короче, не боись. Ничего не случится.

Мы стали пить чай с чак-чаком. Как приятно «душу подсластить»! Это выражение моей бабушки, с которым она развертывала конфеты «Белочка».

– Динар, ты извини, что мы в Казани твоей тетке не позвонили, сама понимаешь, нам не до этого было.

Динара удивленно вскинула бровки.

– Как не звонили? Звонили! Просто все сожрали, что тетка передала. Но я не сержусь, у нас эта еда копейки стоит. Мне тетка через проводника Казанского вокзала передает.

Я жевала и соображала – как звонили? Кто звонил?

– Татьяна позвонила моей тетке, и та передала ей посылку с угощениями для вас и для меня. Но когда я позвонила Таньке, она сказала, что вы как саранча все сожрали, потому что были арестованы. Да я не сержусь, ерунда какая!

Я почесала затылок – наверное, там расположены какие-то нервные окончания, стимулирующие умственную деятельность. Но это не помогло, потому что я так и не поняла, какие-такие угощения Танька брала у тетки Динары, если мы скинулись и Танюха с тремя рублями потащилась на рынок. Чудеса, да и только!

В субботу мы решили собраться после уроков у меня дома. После летнего путешествия по Волге мы еще ни разу не встречались всей компанией. Мы любили друг друга и старались цементировать наши отношения, невзирая на случайные обидки и ссоры.

Толпа завалилась ко мне после уроков, купив бутылку «Арбатского», дорогую диабетическую колбасу за три десять и пирожные «картошка». Надо же, в конце концов, с друзьями торжественно отметить мой «пролет» с комсомолом. Не каждому выпадает сомнительная честь стать персоной «нон-грата» в безликом стаде.

Последней приехала Динара, глазами спросила: спрятана ли самиздатовская запрещенка? Я жестом показала, что волноваться нет причин. Оставив девчонок в комнате (она же гостиная, она же спальня), я пошла в ванную, открыла шкаф с водопроводными трубами, нашарила внизу рукопись «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» Войновича, и Динара успокоилась.

Танька, Настя, Викуся и Динара пили чай, заедали пирожными, потом открыли бутылку «Арбатского» и пустили по кругу. Мы не знали, что закуска съедает градус. И по неопытности пили кислую гадость на сытый желудок. Понта ради. Но пьянели уже от одной мысли, что делаем нечто запретное.

Настя подошла к письменному столу, взяла гибкий диск группы «Оттаван» и попросила:

– Давай меняться, я тебе «Иглс» и Антонова, а ты мне эту и Джо Дассена. Идет?