— Пока не могу, — ответил я. — Я еще не готов.

Но сейчас, глядя на поднятые лица мертвецов, слыша, как свистит по площади холодный январский ветер, я ощущал неодолимое притяжение прежней жизни. Бертон назвал ее игрой, да политика и была игрой, самой большой в мире «Монополией», и я любил ее и впервые понял за что. Но впервые в жизни я также понял кое-то еще: почему мне потребовались годы, чтобы позвонить в дверь Гвен, почему даже тогда только усилием воли я удержал себя на пороге. По той же самой причине: это игра, игра с явными победителями и проигравшими, с правилами древними и сложными, как правила кадрили, но главное — эта игра так далека от беспорядочных перипетий обычной жизни. Ставки выглядели высокими, но на деле обстояло не так. Ведь эта игра представляла из себя всего лишь ритуал, движение без решительных действий, танец по кругу; стратегию, где все сводилось к поддержанию статус-кво. Я влюбился в политику потому, что ничем в ней не рисковал. Мы так увлеклись передвижением фишек по доске, что позабыли идеалы, из-за которых уселись играть. Мы забыли говорить от сердца. Может, когда-нибудь, в силу правильных причин, я вернусь. Но пока — нет.

Должно быть, я произнес последнюю мысль вслух, потому что Льюис глянул на меня и переспросил:

— Что?

Я покачал головой и посмотрел на кучку живых, задвигавшуюся с началом церемонии. За их спинами ожидали мертвецы, ряд за рядом, с могильной землей под ногтями и холодным светом в глазах.

Я повернулся к Льюису.

— Как ты думаешь, чего они хотят?

— Думаю, что справедливости, — вздохнул он.

— И когда они ее получат?..

— Возможно, тогда они будут покоиться с миром.

* * *

Прошел год, и его слова «думаю, что справедливости» все еще не дают мне покоя. Осенью, когда над Потомаком начали желтеть листья, я вернулся в округ Колумбия. Гвен переехала со мной, и порой, когда я лежу ночью в ее теплых объятиях, я возвращаюсь в прошлое.

Я вернулся из-за бабушки. Гипс сняли в феврале, и однажды в марте мы с Гвен заехали к ней, с удивлением застав ее на ногах. Она выглядела очень хрупкой, но шагала по коридору при помощи ходунков с решимостью в глазах.

— Давай присядем и передохнем, — предложил я, когда она устала, но бабушка покачала головой и продолжала двигаться.

— Кости срастаются, Роб, — сказала она. — И раны заживают, если дать им возможность.

Ее слова тоже не дают мне покоя.

Она умерла в августе и перед смертью успела сменить ходунки на трость. Ее куратор с восхищением говорила, что через месяц-другой бабушка сумела бы обходиться и без нее. Мы похоронили ее рядом с дедом, но после похорон я больше не возвращался на могилу. Я знал, что увижу там.

Мертвые не спят.

Они молча ковыляют по городам нашего мира, их тела обмякли и разят могилой, глаза горят. В сентябре пал Багдад — его снесли батальоны революционеров, выступающие за авангардом мертвых. МИД кишит похожими докладами, и Си-эн-эн расследует один слух за другим. Беспорядки в Пхеньяне, волнения в Белграде.

Некоторые считают, что администрация Бертона заслуживает признания как самая успешная в истории Америки. По всему миру наши враги терпят поражение. И все же я все чаще ловлю президента на том, что он тревожно смотрит на кишащие мертвецами улицы Вашингтона. Он начал звать их нашей совестью, но я не согласен. Ведь они ничего от нас не требуют. Мы не в состоянии понять, чего они ищут в нашем мире. Возможно, они — всего лишь то, во что мы сами их превратим или во что превратимся с их помощью. И мы продолжаем жить, не более чем квартиранты в мире незанятых могил, всегда под бдительным, беспощадным наблюдением мертвых.

Дэвид Дж. Шоу — легендарное имя в летописи о зомби. Он автор знаменитого рассказа «Дети Джерри и Червь» («Jerry's Kids Meet Wormboy»), а также целого ряда других рассказов, составивших сборник «Избранное о зомби» («Zombie Jam»). Ему принадлежат романы «Смертельный риф» («The Kill Riff»), «Ствол» («The Shaft»), «Свинцовый дождь» («Bullets of Rain») и «Камень, ножницы, бумага» («Rocks, Breaks, Scissors»). Скоро выйдет его самый свежий роман «Стрельба» («Gun Work») — жесткий детектив. Шоу является соавтором сценария к фильму «Ворон» («The Crow»), который написан им совместно с Джоном Шерли, а также автором сценариев телепостановок для шоу «Мастера ужаса» («Masters of Horror»). Он отметился и в нехудожественном жанре, написав «Внешние границы: официальный путеводитель» («The Outer Limits: The Official Companion») и собрание эссе «Дикие волосы» («Wild Hairs»).

В комментариях к «Избранному о зомби» Шоу поясняет: «Расцвет — это простой рассказ, написанный за один день. Отправной точкой послужил образ прекрасной обнаженной женщины, поедающей цветы, а затем мысль работала в обратном направлении от образа. По ходу дела я решил, что эта история произойдет за два дня до того, как распространение вируса зомби поставит под вопрос выживание человечества, и эта идея незримо присутствует на заднем плане повествования».

У каждого человека в жизни бывает такой особенный миг, — говорил ей Квинн, — момент, который возносит его на вершину. Мгновение, когда он сияет, как звезда. И у каждого есть какое-нибудь отклонение… Какая-нибудь маленькая тайна. Иногда ее называют извращением, но это чересчур сильно сказано. Грубо, неопределенно. Разве можно считать извращением то, что возносит человека на вершину и позволяет насладиться его индивидуальным, уникальным мигом?

Амелия едва заметно кивнула, наблюдая за стариком сквозь бокал «Совиньон блан». Сейчас он сам ответит на свой тупой вопрос, и ответом, который он уже давно для себя выбрал, будет: нет, нельзя. Весь этот треп на самом деле является прелюдией к совсем другому вопросу: даст она ему сегодня или нет? Амелия была уверена, что ответ у него в голове уже готов. Он выложил девяносто пять баксов только за обед, не считая вина и чаевых. Он заказал дорогущий десерт, калорийный, шоколадный, изысканный. Он брал такси и дарил подарки.

Она девять месяцев проработала секретарем приемной в отделе кредитов Сберегательного банка округа Колумбия. Пожилые клиенты довольно часто приглашали ее на свидания. Когда Квинн предложил составить ему компанию за обедом в выходные, она отыскала его данные, посмотрела на цифры и согласилась. Абсолютно все девушки в офисе поступали так же. Ведь он ездил на «Ягуаре XJS» и занимался строительством жилых домов.

Обеденная часть свидания закончилась два часа назад. Сейчас они находились у него дома. Когда доход вашего визави представляет собой шестизначное число, то понятие «изнасилование на свидании» к вам не применяется. У Амелии был герпес, в настоящее время в пассивной форме. Но лучше держать рот на замке. Пусть это будет ее компенсацией. Насколько ей было известно, она никогда не спала с бисексуалами и наркоманами и боялась заразиться СПИДом так же сильно, как попасть под автобус на пешеходном переходе. Это могло произойти. А могло и не произойти. Пока не придумали презерватив, который можно было бы натянуть на рот, то теоретическая вероятность всегда есть, не так ли?